смерти.
Сирия, Ливия, Египет... Возможно, фрески древнего дворца на побережье Арголиды связаны с прибытием сюда данайцев, если только не навеяны другими, более давними событиями. Во всяком случае, во времена Питфея египетские фараоны, ссылаясь на какие-то древние документы, продолжали выдвигать притязания на Арголиду и Мессению. И неслучайно, наверно, у первого царя Трезении египетское имя — Гор. Может быть, подобно Линкею, он уцелел от аргосского погрома и стал родоначальником царской династии в этой стране.
У Гора была дочь Леида. Однажды она отправилась на расположенный около побережья Трезении остров Калаврию на праздник в честь бога Посейдона. В этот день сюда съезжалось много народу с материка и островов. Калаврия находилась под особым покровительством Посейдона, здесь было его главное святилище. И вот на этом освященном острове во время великого праздника бог — колебатель земли — явился Леиде в образе прекрасного юноши. Отвергнуть его ласки было бы кощунством. Леида была благочестивой девушкой, у нее и мысли такой не возникло. Через девять месяцев она родила сына, ведь любовь богов не бывает бесплодной. Ее отец долго не мог придти в себя от потрясения, но когда осознал совершившееся как реальность, торжественно объявил о великом событии: рождении внука — Алтепа, сына Леиды и Посейдона.
Жизнь обитателей Трезении — а ее иногда называли Посейдонией — была связана с морем. Трезенийцы были искусными мореходами. Их корабли плавали в Египет и Палестину, достигали Геракловых столпов и сказочной Колхиды. Бесстрашные моряки возвращались домой с золотом, пурпуром, благовониями, любовницами и удивительными рассказами о далеких странах. Но море для них было не только «понтом», дорогой к другим землям. Оно бывало капризным и жестоким. Неподвижная гладь моря могла в любой момент омрачиться и вздыбиться громадными волнами. Легкий бриз мог превратиться в неистовый ураган, все сметающий на своем пути, рвущий паруса, ломающий мачты, бросающий корабль, как щепку. Но еще более коварными были туман и беззвездная ночь, создающие странное впечатление замкнутости пространства, вызывающие чувство нереальности, безысходности и какого-то животного страха. Скалы и подводные камни, морские чудовища, голод, жажда, штиль, вынуждающий моряков грести день и ночь до изнеможения, до отчаяния. Мужественные и суеверные, они знали, что такое гнев Посейдона. Это знали живущие дарами моря трезенийские моряки. Об этом хорошо было известно всем жителям Трезении. Ведь Посейдон не только владыка морской стихии, он бог живительной влаги, оплодотворяющей землю. Его трезубец, кстати говоря, менее всего подходит для того, чтобы волновать море, и Посейдон его использует для другой цели — он ударяет им в землю и оттуда начинают бить источники.
Когда Посейдон разгневался на жителей Аргоса за то, что они предпочли ему Геру, выбрав ее в качестве покровительницы города, в стране высохли все источники. Погибли посевы. Животные впали в бешенство. Каждый глоток воды был на вес золота. Данай — это было в его правление — послал своих дочерей искать воду. Одна из них, Амимона, утомленная поисками источника, заснула в лесу. Там ее увидел сатир. Подкравшись к ней, он набросился на спящую девушку. Громко вскрикнула Амимона, призвав на помощь Посейдона, и великий бог услышал ее мольбу. В тот же миг он предстал перед дочерью Даная. Сатир сразу же сообразил, что он тут лишний, и бросился наутек. Но Посейдону уже было не до него. Амимона произвела на него не менее сильное впечатление, чем на сатира. Кровь ударила ему в голову. Бросив треножник, он бросился к ней, как молодой жеребец к кобылице. На этот раз Амимоне призывать на помощь было уже некого — даже молния Зевса не остановила бы Посейдона. Когда же он утолил свою страсть, ему захотелось утешить девушку, которая, вместо того чтобы радоваться, почему-то плакала. Всемилостивый бог метнул свой треножник в скалу, и оттуда забил обильный источник.
Велико могущество Посейдона. Ему подвластна не только водная стихия, он колеблет земную твердь. По воле разгневанного бога рушатся города, морская бездна поглощает острова и целые материки. Он погубил великую Атлантиду, потому что ее жители, ослепленные гордыней, перестали почитать его и приносить ему жертвы. Однако стоит лишь захотеть Посейдону — из пучины моря подымается суша и там возникают новые цветущие города и селения.
Любимое животное Посейдона — конь. Не потому ли, что взмыленные стремительные кони носят его колесницу по поверхности моря? «Спаситель кораблей и укротитель коней» — так называют его священные гимны. Да и сам Посейдон иногда превращается в это благородное животное. Боги очень хитры на выдумки, особенно, когда нужно усыпить бдительность неприступных красавиц. Зевс в этих случаях принимал вид быка, лебедя и даже золотого дождя. А когда Деметра, избегая назойливых ухаживаний Посейдона, превратилась в кобылицу и попыталась укрыться от него в табуне царя Онгиоса, тот принял облик жеребца и в таком виде сочетался с нею. Застигнутая врасплох Деметра пришла в такую ярость, что получила имя «Одержимая безумием». Успокоилась она лишь после того, как искупалась в ледяной воде Латоны. От Посейдона у Деметры родился конь Арион. В последствии в своих любовных похождениях Посейдон, видимо, нередко прибегал к аналогичной уловке, потому что и некоторые другие его дети, например, Пегас и Скифий, были конями.
Велик Посейдон! И, все же, другие боги постепенно теснили его. Дельфы ему пришлось уступить Аполлону, Аттику — Афине, Эгину — Зевсу, Наксос — Дионису. Но вот в Трезении его власть оставалась непоколебимой. Хотя... хотя и здесь он вынужден был считаться с возраставшим влиянием богини Афины, покровительницы царского дома. Осторожный Питфей, правда, старался не возбуждать ревность богов и сохранять разумное равновесие в отношениях с ними. Ему не нужно было объяснять, от кого в первую очередь зависело благосостояние страны, называемой Посейдонией. Но ведь копье и щит Афины охраняли дом царя и акрополь Трезена. Премудрая богиня покровительствовала ремеслу, без которого не построить ни дома, ни корабля. Да и кем бы мы были без божественной Софии-Мудрости, воплощенной в Афине! Холодный расчет и несокрушимая логика богини, рожденной из головы Зевса, нужны были ему как якорь спасения. И не только ему — всему его роду!