окружения пропавшего, то они были уверены, что произошло заказное убийство, что это дело рук его политических врагов и конкурентов по бизнесу, и молчали, опасаясь теперь за свою собственную жизнь. Партия, к которой он формально принадлежал, на своем очередном съезде обвинила в «трагическом исчезновении с политической сцены такого выдающегося деятеля демократического движения, каким был…» — коммунистов и пообещала, что не простит им этого никогда. «Нас хотят запугать, — высоко задирая голову и раздувая ноздри, говорил, словно у гроба товарища, один из лидеров партии, хотя на самом деле стоял в этот момент на трибуне, — но мы не из робкого десятка! Нас не запугаешь!» За спиной у него маячили при этом четыре охранника и еще трое сидели в первом ряду в зале.

Шло время, и другие важные события оттеснили на задний план историю с пропавшим полити-ком- миллионером, а вскоре о нем и вовсе перестали вспоминать и что-либо говорить.

И вдруг в конце сентября в дирекции одной из телевизионных компаний, где Гоге принадлежал основной пакет акций, раздался звонок, и голос самого Гоги произнес как будто с того света (такая плохая была слышимость):

— Это я.

Далее опешивший и не сразу поверивший своим ушам генеральный директор канала, успевший за это время прибрать к рукам оставшееся бесхозным телевизионное хозяйство, узнал, что настоящий хозяин жив-здоров, был действительно похищен, но никакими не чеченцами, а самым настоящим НЛО (в этом месте разговора гендиректор решил, что Гога звонит из сумасшедшего дома) и теперь находится в городе Тихо-Пропащенске…

— Где-где? — переспросил гендиректор.

— В Тихо-Пропащенске.

— Где это? — с ужасом спросил гендиректор.

Произошла пауза, видимо, говоривший сверялся с картой, после чего сообщил:

— Примерно 45 градусов восточной долготы.

«Одно из двух, — подумал гендиректор, — или он действительно звонит из психушки, или кто-то нас разыгрывает». Но голос был Гогин, и интонация неподражаемая. Гендиректор решил дослушать этот бред до конца, а там уж решить, как реагировать.

Еще в течение нескольких минут голос с того света требовал немедленно прислать за ним самолет, в противном случае грозил крупными неприятностями лично гендиректору, всей телевизионной компании и еще кое-кому в Москве. Не успел гендиректор ответить, как на том конце провода послышались щелчки, шорохи и протяжное гудение, похожее на вой ветра в трубе. Гендиректор сообразил не класть трубку на рычаг, связался с телефонной станцией и поинтересовался, откуда был звонок. На станции долго выясняли и сказали, что точно сказать не могут, но откуда-то издалека, предположительно из Дальневосточного региона.

Гендиректор посидел, подумал и решил, что если все это правда, то можно раскрутить из этой истории неплохую сенсацию. А если неправда, — тем хуже для Гоги и лучше для всех остальных, но сенсацию все равно можно раскрутить. Подумав так, он вызвал к себе ведущего обозревателя канала и шефа новостных передач.

Уже вечером в эфир пошло сенсационное сообщение о том, что пропавший несколько месяцев назад Гога, возможно, жив-здоров и не исключено, что скоро вернется в Москву. В следующие дни эта новость звучала на всех каналах в числе первых, час от часу обрастая новыми подробностями. Сообщалось, например, что возвращение его связано с намерением выставить свою кандидатуру на предстоящих в 2000 году выборах президента, что вызвало в свою очередь шквал негативных комментариев со стороны других претендентов на этот пост. Кое-кто из них грозил Гоге в случае появления в Москве немедленным разоблачением его прошлых «грязных делишек в правительстве». Другие намекали на имеющиеся у них видеозаписи, якобы сделанные в свое время в известном столичном клубе, где собираются мужчины нетрадиционной ориентации.

Третьи обещали обнародовать данные о его связях с преступным миром. А из недр Генеральной прокуратуры произошла утечка информации о будто бы давно уже возбужденном против него уголовном деле сразу по нескольким статьям, из чего ведущий новостей, озвучивший утечку, сделал вывод, что Гога может быть арестован прямо у трапа самолета.

Неожиданную позицию заняли и лидеры партии, еще недавно клявшиеся памятью друга и публично о нем горевавшие. Они срочно собрали пресс-конференцию, где решительно опровергли всю информацию, связанную с якобы возвращением их бывшего товарища, назвали ее провокацией коммунистов и пообещали подать в суд на телеканал, первым распространивший скандальную новость. Дело в том, что на последнем съезде партии с большим трудом, но была проголосована тройка лидеров, которой предстояло возглавить список партии на парламентских выборах. Чудесное воскрешение и возвращение Гоги сильно осложнило бы внутрипартийную ситуацию, так как пришлось бы состав тройки пересматривать. Не слишком обрадовалась хорошей новости и жена Гоги Марина, успевшая к тому времени близко сойтись с одним его другом (у Гоги был с ним общий бизнес) и как раз собиравшаяся ехать с ним отдыхать на Мальдивские острова.

Когда через пару дней Гога-Гоша снова вышел на связь с Москвой (на этот раз он позвонил президенту банка, в котором состоял соучредителем и вице-президентом), банкир, явно недовольный тем, что он звонит именно ему, сказал:

— Послушайте, Гога, зачем вам все это нужно? Зачем вам сюда возвращаться сейчас? Вы не представляете, что тут творится. Это просто конец света какой-то.

Услышав про конец света, Гога страшно заволновался и хотел было сказать, что и тут, в Тихо- Пропащенске, все ждут этого самого конца света, и неужели действительно есть такой прогноз, но сдержался и только спросил:

— А что такое?

— Ну вы же телевизор смотрите там, сами должны знать.

— Ничего я не смотрю, здесь света нет.

— Ах, вон что. Так вы и в самом деле ничего не знаете?

— Говорю же вам — нет.

— Так вы счастливый человек, Гога. Я вам серьезно советую оставаться пока там, где вы находитесь. Целее будете. И нам спокойнее. Представляю, что тут начнется, если вы появитесь.

— Да не желаю я здесь оставаться! — крикнул Гога, но в трубке уже загудело, и связь отключилась.

Оба раза Гога-Гоша звонил из одного закрытого за ненадобностью учреждения, где сохранилась в целости и сохранности некая специальная связь, про которую, конечно, и Христофор Иванович знал, но держал про запас, на самый уж крайний случай, его даже устраивало, что нет ни с кем связи, так ему было спокойнее. Приводили же Гогу-Гошу в это закрытое учреждение под покровом ночи Дулин и Волобуев, когда-то сами в этом учреждении служившие и знавшие там все ходы и выходы. Во все время разговора Гоги-Гоши с Москвой они находились рядом и услужливо светили ему спичками.

— Ну что? — спрашивали они Гогу-Гошу. — Пришлют самолет?

Тот злился и не отвечал.

В первые дни своего пребывания в Тихо-Пропащенске больше всего он переживал из-за того, что все дела в Москве вершатся теперь без него, что вот уже 99-й кончается и 2000-й на носу, а он совершенно не в курсе, что происходит, какая на данный момент обстановка в Кремле, кто командует в Белом доме, что с выборами в Думу (ведь должны были отменить, но смогли ли?), в каком состоянии президент (по осени у него обычно хандра и нездоровье) и что с главными выборами, удалось провести тот план, о котором договаривались еще весной, или нет? Какой, наконец, курс доллара на сегодня, что с акциями и зарубежными вкладами? Уже продолжительное время он ровным счетом ничего не знает. Оказывается, самое страшное для такого человека, как он, остаться без информации. Если бы кто-то всерьез решил «изъять» его из оборота, ничем при этом не рискуя, то лучшего способа и придумать невозможно, как забросить его в эту дыру. Конечно, случайность — дурацкая, нелепая, хуже не придумаешь. Нашли кого похищать! Мало им простых, никому не нужных людей, ничего для государства не значащих, — ловите, похищайте! Так нет же, они хватают посреди дороги того, от которого столько зависит в России, без которого ни одно крупное дело до сих пор не делалось. Да еще калечат ему память, столько дней прошло, а