может стать доступными для них — они смогут получить «плату» за работу, если будут достаточно удачливы, чтобы войти в рабочую ситуацию. То есть эти люди в какой-то момент, а он наступает после того, как они накопили необходимый потенциал, вовлекаются в школу работы.

В.: Почему у нас, на Западе, возникает столько трудностей при попытках овладеть мистическим мышлением Востока, несмотря на то, что многие люди положили свои жизни, изучая восточный мистицизм, и действительно стали великими учителями?

О.: Вдохните глубже, так как сейчас я, в интересах истины, начну сокрушать идолов, хотя отвечу на ваш вопрос лишь частично. Прежде всего на Западе очень смутно догадываются о том, насколько широк диапазон учения, существующего на Востоке, и каковы качества этого учения.

Проблема исследователя, собирающего о нем информацию, заключается в том, что он не знает, как приступить к узнаванию. Он простой собиратель фактов, или опыта. Будучи собирателем, он организует и передает информацию, полученную, как ему кажется, из единого источника, тогда как на самом деле имеет дело с разными внешними формулировками некоего центрального факта или деятельности. Эти искажения он передает вам, иногда с дальнейшим усложнением. Если он академический ученый, возможно санскритолог, то в этом процессе он передаст «холодный» материал. Но если это человек эмоционального склада, то он сам будет сопричастен той убежденности в истине, которую исповедают его учителя. Он не осознает, что сами они обладают лишь ослабленной, неполной или искаженной традицией.

Не все восточные мистики находятся в контакте со всей реальностью или чем-то подобным. Своей отстраненной святостью или оргиастическими ритуалами они, возможно, затрагивают какие-то внутренние струны западного ученика, но вовсе не обязательно подают истину как процесс или деятельность, назначение которых развивать человека. Эта последняя фраза является ключевой во всей теме: «Чем мы в конце концов занимаемся?»

Письменные и другие материалы, доступные на Западе (и часто на Востоке, в кругах не претерпевшего духовного возрождения), изучают, над ними ломают голову или принимают их, и они становятся основой для поиска истины в том экспериментальном духе, который в определенных сферах дает хорошие результаты, но не применим в данной области. Часто здесь отсутствует существенная связь между материалом, учителем и обучаемым. В итоге — свалка квазимистических усилий. «C'est magnifique, mais се n'est pas la guerre!» Прежде всего это надо понять.

Купаться в грязи — занятие для гиппопотама. Человек, имеющий правильное представление о том, как использовать грязь, может изготовить из нее строительные блоки. Оба, и человек, и гиппопотам, великолепно используют данный материал. Но если гиппопотам думает, что он человек…

Тем не менее речи в таком духе вовсе не прибавляют популярности, так как по социальным причинам, которые в настоящее время лежат в самой основе общественного поведения, мы должны позволить любому человеку считать, что у него есть все необходимое для понимания. Предположение, что ему нужно научиться, как учиться, социально неприемлемо. В лучшем случае вас обвинят, открыто или в какой-то иной форме, в попытке главенствовать над другими.

В.: Почему настоящие суфии не обучают медитации и другим духовным практикам, как само собой разумеющимся ценным дисциплинам? Ведь из этого каждый может извлечь пользу?

О.: По той же причине, по которой хорошие садовники не сажают полезные растения среди сорняков.

В.: Может ли молитва «препятствовать прогрессу», как говорили известные классические суфии?

О.: Пробка, пусть даже золотая, которой заткнут водопроводный кран, может быть препятствием для воды. И золото, и вода — ценны и существенны. Вопрос в том, как надо их использовать.

В.: Как может разумный человек позволить кому-то, даже суфию, которого он уважает, говорить ему, что правильно, а что нет?

О.: Действительно, разумному человеку нет нужды говорить это, так что подобный вопрос и не возникает. В любом случае у суфия иная роль. Суфию приходится помогать другому человеку устранять внутренние барьеры, которые снижают чувствительность.

В.: Когда человек начинает получать духовное удовлетворение от суфийской работы?

О.: Когда он перестает ждать эмоциональных стимулов и поэтому «перестает желать духовного удовлетворения».

В.: Почему мне бывает трудно поверить в некоторые заявления суфиев, и еще, почему мне кажется, что написаное суфиями часто слишком высокопарно?

О.: Ответ на первый вопрос вот в чем: что вы ищете нечто, способное заставить вас поверить, будь то человек или другое явление, но суфии не занимаются подобными вещами. Следовательно, вы должны сами чувствовать проблемы подобного рода. Не зная этого, вы ищете систему убеждения, которой в суфизме не существует. Примерно в том же духе можно объяснить кажущуюся высокопарность письменных материалов — ваша оценка основана на несоответствии ожиданий и фактов. Всем нам нравится вода помокрее.

В.: Я заглянул в книгу, принадлежавшую одному дервишу, и обнаружил, что многие отрывки были зачеркнуты. Еще я нашел там список шести копий этой же самой книги, и против каждой упомянутой копии стояло число. Что он делал?

О.: Нечто противоположное тому, что люди обычно делают с книгами. Они помечают впечатляющие отрывки, чтобы вернуться к ним впоследствии. Этот дервиш вычеркивал те отрывки, которые произвели на него впечатление, чтобы сосредоточиться на не менее важном содержании оставшейся части книги. Обычно люди покупают лишь один экземпляр книги. Однако дервиш может купить шесть копий. Он прорабатывает по очереди каждый экземпляр, помечая отрывки и датируя свою работу. Затем, окончив весь цикл, он может увидеть свой прогресс и, таким образом, сделать его постоянным.

В.: Предполагается, что, занимаясь изучением высших материй, я не должен быть доверчивым или сентиментальным. Мне не следует быть чересчур интеллектуальным или слишком эмоциональным. Так много вещей, которые надо делать или, наоборот, не делать. Как найти подходящий уровень внимания, эмоциональности и т. д.?

О.: Поэтому-то вам и предлагается пройти некий курс изучения или поработать с письменными материалами — это способствует установлению должного количества и качества внимания. Человек с головной болью, которому дали таблетку аспирина, не спросит: «Как мне избавиться от головной боли?»

В.: Почему суфии вообще пытаются учить?

О.: Сначала взгляните на каждую из предполагаемых «причин». Любая версия будет служить барьером к пониманию, являясь одним из ваших возможных мнений. Когда вам удастся убрать эти препятствия с пути, вы поймете, почему ценен только такой вид понимания. Поэтому настоящая причина, разумеется, не выражена словами, а лежит за ними.

В.: Есть ли какая-нибудь идея, столь же скверная, как та, что «знание можно купить»?

О.: Да, идея, что «знание должно быть бесплатным». Понимаете, такой образ мышления столь ограничивает, что это препятствует учебе и наполняет ум деятельностью низкого уровня, возводя барьеры для восприятия.

В.: У меня иногда бывают странные сны, видения, и мне даже кажется, что я иногда получаю послания.

О.: Прекрасно. Теперь можно отбросить эту фазу, и мы начнем двигаться к Реальности.