контракте с авиаторами. И вот мы здесь. Не знаю, как ты, а я рада. Идем в кафе, а то я мерзнуть стала.

– Идем, конечно. Извини, что несколько обескуражен твоим появлением. Рад, конечно, но так неожиданно. – Он глянул ей в лицо, осмотрел с ног до головы. – Ты, по-моему, стала еще красивее. Замужество на пользу тебе пошло.

– Не преувеличивай. И не льсти чрезмерно. Я тоже не слепая, вон морщины под глазами и у губ появились. Да что о внешности говорить…

Они вошли в тесноватое и темноватое помещение с пятью столиками по обе стороны. Два были заняты парнями и девушками, наверное, студентами, а три свободны. Геннадий и Тоня выбрали дальний угол и заказали бутылку шампанского, – другого ничего не хотелось, пояснила Тоня.

Он разглядывал ее и снова невольно восхищался: прямо-таки сказочная русская красавица. Русые, с золотистым отливом волосы, волнами спадавшие на меховой воротник-капюшон, голубые глаза под длинными густыми ресницами, в которых таилась особая прелесть, притягательная, как магнит, изумительный рисунок губ. Как она очаровательна! – подумал Геннадий и тут же вспомнил Лану. А Властелина, которую он целовал, ласкал прошедшей ночью и не мог насладиться ее телом, утолить свою страсть? Кто же из них красивее, милее ему и дороже? Он не мог ответить себе. Он любил, желал обеих.

Он разлил шампанское по фужерам. Сказал с улыбкой и восторгом:

– Такая неожиданная и желанная встреча. Слушаю тебя внимательно.

– А я все уже тебе рассказала, – улыбнулась Тоня. – Вот приехали сюда, захотелось увидеть тебя. Хотя и замужем, а как в той песне: «А когда его обнимаю, все равно о тебе вспоминаю». Мы живем неплохо, уважаем друг друга, понимаем. Но нередко в душу заползает какая-то неудовлетворенность, будто сделала что-то не так, чего-то самого важного не хватает. Вот увидела тебя, и все улеглось, успокоилось. Расскажи лучше о себе. Как тебе тут служится, летается? Город мне понравился, а Саше, моему суженому, аэродром и самолеты не понравились. Хотя, на каком будет летать, еще не определили.

– Аэродром как аэродром, – вздохнул Геннадий. – Самолеты старые, можно сказать, временные. Сегодня одни, завтра другие. Все зависит от того, как будут идти дела у наших работодателей.

– Я слышала, всем заведует женщина, молодая и красивая.

– Верная информация. И умная. Управляться с таким хозяйством не у каждого мужчины хватит смекалки и воли.

– Вас, летчиков, не обижает?

– Обожает. Мы основные, кто делает ее бизнес конкурентоспособным. Летаем по заграницам, по нашим знатным местам; туда возим одно, оттуда – другое. Вот такая наша служба.

– Не женился?

– Лучших другие разобрали, а к средним душа не лежит.

– Так после меня ни в кого не влюбился? – недоверчиво прищурила Тоня глаза.

– Любовь, утверждают романтики, непостоянное чувство. Сердце мое уже очерствело, не совсем еще, но, как видишь, пока один.

– Может, вернуться к тебе? – коварно-насмешливо уставилась она ему в глаза.

– Зачем же рушить хорошую семью? Я не такой добрый и покладистый, как твой муж, и бываю очень привередливым, за что и попросили в тридцать лет из военной авиации.

– Понятно. Все равно я люблю тебя, и давай выпьем за эту встречу и за будущие. Надеюсь, ты не откажешь мне, когда захочу тебя увидеть.

– Всегда буду рад.

Они звякнули бокалами и, глядя друг на друга с любовью и печалью, стали пить маленькими глотками.

– А может, снимем номер в гостинице? – предложил Геннадий.

Тоня покачала головой.

– Нет, любимый. То в прошлом. Теперь «я другому отдана». Но я люблю тебя, и это бальзам моего сердца.

Его первый летчик-инструктор как-то сказал: «Новый самолет – это как новая женщина, загадочная и непредсказуемая. И чем больше в нем шарма, тем сильнее желание овладеть им».

Геннадий облазил «Ил-76» от кабин и грузового отсека до хвостового оперения, ниш и колес. Самолет не новый, по документации налетал около тысячи часов. Но смотрится внушительно и притягательно, так и тянет запустить двигатели и опробовать, чего он стоит в небе.

Неделю Геннадий штудировал конструкцию самолета и двигателей, столько же тренировался на тренажере, а вот контрольных полетов с Юркой Лаптевым сделал всего четыре.

– Допускаю тебя к полетам, – сказал Юрка с улыбкой. – Те, кто прошел Балашовскую школу, родились летчиками. Вечером обмоем твою новую субмарину и твое назначение…

И вот он в небе. Маршрут знакомый – Якутск. На борту автомашины, мотоциклы, запчасти. Сорок тонн. Могучий «Ил» будто не чувствует тяжести, легко набирает высоту, послушно откликается на малейшее движение штурвалом, педалями. Приятная, послушная машина. И второй пилот, помощник командира корабля, как числится по должности, Станислав Грибанов, нетерпеливо поглядывает на командира, взглядом прося дать ему попилотировать.

Геннадий согласно кивает и убирает со штурвала руки. Радостью загораются глаза Стаса. Он, кажется, совсем еще мальчишка – двадцать шесть лет, год назад окончил училище. Служил в Армавирском авиаучилище, как и другие, попал под сокращение. В Ижевскую аэродромную шарашку попал по чьей-то подсказке. Как раз угодил, когда Властелина приобрела еще один «Ил-76». Соболева, как Геннадий и предложил, перевели командиром на «Ан-72», а Станислава назначили в экипаж Голубкова. Экипаж теперь – семь человек. Проверены в деле только Макаров да Хорьков. Штурман Владимир Николаевич Никитенко, представительный мужчина, серьезный, немногословный, внушает доверие. Помощник командира Станислав Грибанов – абсолютная ему противоположность: маленького роста, шустрый, говорливый, острый на язык и, как и многие недоростки, большого о себе мнения. Бортовой техник, Борис Савочка, – угловатый крестьянский мужичок с выразительными квадратными скулами и рано покрасневшим носом (ему сорок), – признак пристрастия к спиртному. Но Макаров заверил, что специалист хороший, работал в рембазе по ремонту двигателей ТРДД-30. Бортовой механик прапорщик Василий Анучин, тридцати двух лет, летал на пассажирских «илах» в Подмосковье. Уволен по сокращению штатов. Такова формулировка в личном деле. Старший радист Слава Юнаковский тоже летал на «илах», только на военных. Молодой, энергичный парень.

Это, так сказать, внешняя характеристика. Каковы окажутся в деле, покажет время и служба. В полете, во всяком случае, ведут себя вполне профессионально и внушают доверие.

Геннадий, отбросив кадровые рассуждения, глянул за борт. Голубизна весеннего неба, яркое солнце и очистившаяся от снега земля с уже позеленевшими полями, подернутыми серебристой дымкой, сквозь которые просматриваются деревья, радуют сердце. Весна! Она не только пробуждает природу, она пробуждает и чувства. Невольно вспомнилась ночь, проведенная накануне с Ланой. Какая прекрасная женщина! Нежная, ласковая, неутомимая в любви. Осыпала его поцелуями и шептала: «Милый, самый любимый!» Он верил в ее искренность. А теперь… Теперь вдруг возник вопрос: почему она отправила его в Якутск? Не потому ли, что завтра прилетает Дмитрюков? Что он был до Геннадия ее любовником, она и не отрицала. Не отрицала и то, что стремилась к «козырной власти». Правда, говорит, что в последнее время у нее появились другие планы, но не спешит раскрыть их ему. Он догадывается: хотела завладеть автозаводом, а когда карты сами пришли в руки (сами ли?), вдруг передумала. Не исключено, что во всех этих неожиданностях не обошлось без влияния Дмитрюкова. Может, снова загорелась желанием перебраться в столицу? Дмитрюков решил заменить ею жену? Мужчина он что надо, девицы еще заглядываются на него. Умен, высокое служебное положение. Геннадий по сравнению с ним – воробей против сокола. И Лана. Таких женщин, умных, прекрасных, не часто встретишь! Первая женщина, которую