– Нужно скорее туда.

– Паприка позвонила из сна и попросила помочь.

– Вот как? То-то я думаю – раз ты так поспешно явился, выходит, откуда-то знал об опасности.

– Теперь и ты знаешь откуда.

– Ясно.

Диалог прервался. Носэ, сидя на стуле, уронил голову на грудь. «Кажется, я тоже засыпаю,- поймал себя на мысли Конакава. Его сознание постепенно мутнело.- Звонок из сна. Раз мне это уже не кажется бредом, я на пороге мира снов. Не оплошать бы…»

Паприка видит двухкомнатный домик – такие строят на продажу. Видит столовую на первом этаже. В этом доме она родилась. Она надеется увидеть родителей молодыми, ищет их, но в доме никого. Входная дверь не заперта, а на дворе ночь. Паприка не знает, как быть,- а вдруг в дом зайдет кто-нибудь страшный? Она помнит, что родителей никогда не бывало дома, она вечно оставалась одна. «Ну вот, кто-то вошел! Но не тот дядька, который навязывает свои товары, а иногда скандалит. Сегодня – женщина с распущенными волосами и в бледно-желтом платье».

– Не задавайся! Красавица, мать твою! – с порога кричит на маленькую Паприку женщина. Это Нобуэ Какимото. У нее волосы выкрашены хной и глаза почему-то косят.- Думаешь, самая умная? С чего ты это взяла? Ничего подобного. Просто до тебя дошло, что красавиц дурех мужики лишь используют, вот ты и училась как одержимая. Что, не любила никому уступать? При феминизме красавицы не в фаворе. Ты глупая девчонка. Разве нет? Только и можешь говорить, что все остальные мужики – идиоты, что им до тебя далеко, а сама нарочно втюрилась в этого безобразного Токиду. Раз он тебе нравится, выходит, ты совсем разучилась отличать черное от белого.

«Перестань, прошу тебя, перестань!» – кричит сквозь слезы юная Паприка. Но голоса нет. И это неспроста. Закатившая истерику Нобуэ Какимото – сейчас отражение самой Ацуко Тибы. Попросту говоря, Ацуко кричит сама на себя.

– Замолкни, челядь! – громко одергивает женщину подоспевший отец Паприки.- Что, насмотрелась рекламы?

«Нет, это не отец».

– Господин Носэ,- зовет надрывающимся от плача голосом Паприка.

Стоило появиться Тацуо Носэ, как Нобуэ Какимото вмиг принимает облик молодой матери Паприки и, бросив кокетливый взгляд на Носэ, скрывается в шкафу под лестницей.

– Паприка. Я пришел тебя разбудить.

– Господин Носэ. Выпьете чаю? – Паприка встает и направляется к мойке. После долгого сна она не может понять, о чем это он. «Пришел разбудить»?

– Паприка, ты же сама звала меня на помощь.- Носэ хватает Паприку за руку. Она чует его запах.

«Да, звала. Мне нужно проснуться».

– Ты спишь сбоку от меня?

– Нет, перед монитором. А ты – на своей кровати. Что мне делать? Скажи, какую ручку повернуть? Не знаю, получится или нет, ты только подскажи – какую, а я как-нибудь справлюсь.

– Такой ручки, чтобы сразу проснуться, нет.- Паприка качает головой.- Нужно поискать что-нибудь совсем другое и не здесь.

Взявшись за руки, они минуют жилой квартал и направляются к проспекту, протянувшемуся вдоль путей электрички. На обочине дороги лежит, раскинувшись во сне, собака. Большая, с редкой черной шерстью.

«Знаешь, она всегда во сне меня кусает». Паприка делится с Носэ своим страхом и крепко хватает его за руку. Собака лениво поднимается.

– Этот пес, случаем, не Осанай или Инуи?

– Думаю, нет. Кстати, который час?

– Скоро полдень.

– Ого. Это что, я так долго спала? – грустно восклицает Паприка.

'Ой, мамочки! Если я не проснусь, мозги превратятся в кашу',- передаются ее мысли Носэ, который подключен к той же линии психотерапевтической установки.

'Ерунда это все«,- повернувшись к Паприке, успокаивает Носэ.

– В такое время те двое вряд ли проникнут сюда – они должны быть в институте.

«Как же! Они могут подключиться отовсюду, где есть установка».

– Смотри, это ведь та же собака? – спрашивает Носэ, а сам думает: «Кто-то под видом собаки хочет изнасиловать Паприку».

– Точно.

«Для подключения к сну МКД больше не нужен. Так, кажется, говорил Инуи?»

Собака бросается на Паприку.

– Прекрати! А то арестую! – кричит собаке Конакава. Его внушительная фигура материализуется из каменной ограды жилого дома.

Собакой оказался Осанай. Похоже, он в шоке. «По-по-полицейский? Как же так? Тому человеку из лифта…- и МКД? Черт побери! Она впустила в свой сон настоящего копа».

У монитора будто выдернули штепсель – собака разом исчезла. Похоже, теперь они могут, не надевая МКД, проникать по своему усмотрению в сон при мониторинге через психотерапевтическую установку.

– Остались только ваши души, а все зло исчезло. Это отчетливо видно. Теперь сразу понятно, кто бы ни пришел, ведь так? – спрашивает Конакава, едва подключившись к сну Паприки. Паприка и Носэ могут читать его мысли. Смысл витающих во сне слов отчетлив благодаря прямой проводимости размышлений.

Выйдя на проспект, они по-прежнему не знают, как вернуться в реальность. Паприка обводит взглядом окрестности вокзала, но не понимает, есть там народ или нет. У нее ни единой зацепки. Смеясь сквозь слезы, она показывает на огромные прямоугольные часы. Они подвешены на фасаде вокзала и напоминают экран монитора. Вместо циферблата на них – лицо Осаная.

– Вот где этот тип. Все еще следит за нами. Злобно глядя на часы, Конакава грозит пальцем. Лицо поспешно исчезает, и опять виден циферблат.

В центре привокзальной площади стоит рекламная тумба. Паприка, разглядывая наклеенные плакаты, пытается найти ключ к пробуждению.

«Какая связь между сектантством и материнством?»

«Новинка. Атлас гнева. Атлас всех атласов».

«Любимый вкус. Пирожное-ностальгия со взбитыми сливками, которое легко приготовить при помощи обогревателя».

– Если тебе это важно,- говорит Носэ,- там есть дверь. Давай откроем.

«Я сам.- Конакава отворяет заржавевшую дверь и заглядывает в цилиндрическую тумбу.- Пусто».

– Пусто. Нет, не в том смысле,- говорит Паприка, а сама думает: «Просто я сама пустышка». Понимая, что при этом подумала Паприка, Конакава начинает волноваться.

– Эта рекламная тумба – совсем не ты.

Они входят в здание вокзала, но почему-то оказываются в вестибюле гостиницы, где раньше часто останавливалась Ацуко Тиба, когда нужно было поработать над диссертацией. У стойки портье – несколько постояльцев. Как по струнке, замерли носильщики. Паприка вспоминает, как в гостиничном номере Инуи и Осанай, зажав с обеих сторон, собирались ее изнасиловать. Это было по правде? Или во сне?

– Конечно во сне,- в один голос отвечают ей Носэ и Конакава.

– А! Погоди! Что-то припоминаю. Припоминаю.- Паприка останавливается. Она смотрит… на диван в углу вестибюля.

– Может, посидим? – Носэ направляется туда, увлекая за собой Паприку.- Заодно передохнем?

«Какой смысл отдыхать во сне? Ой, погодите!» В глазах Паприки вспыхивает искорка. Не стоит объяснять зачем,- и она говорит им, что необходимо сделать.

– Господин Носэ, возьмите меня силой! – Прямо на том диване, на глазах у постояльцев и носильщиков.

Носэ и Конакава не верят своим ушам. Однако мысль Паприки видится им неоспоримой и – по крайней