4
Когда Биль впервые рассказывал о битве при Пуатье, он сделал одно дополнение. В связи с этим дополнением он второй раз за все время, пока я его знал, сказал о самом себе «я».
Он сделал паузу, а потом заявил, что, по его собственному мнению, мусульманство – религия мавров – является делом рук самого дьявола. Что, таким образом, битва при Пуатье была битвой между силами света и тьмы. И что если бы победа в этой битве досталась маврам, то современной цивилизации мы бы сейчас не знали.
Это было единственным прямым упоминанием о дьяволе за все время обучения в школе.
И все же никаких сомнений не было: стоило спуститься на семь ступенек к тьме и отодвинуть панель, как становилось ясно, что мы находимся на пути в Царство мертвых.
Сначала я забрал Августа, чувствуя где-то поблизости дыхание Флаккедама и новой инспекторши. На часах было семь минут первого.
Прошло десять дней с тех пор, как мы разговаривали и как нас разоблачили в церкви. В эти дни я видел Августа только во время утреннего пения и издали во дворе.
Дверь я открыл почти беззвучно. Он совсем похудел, будь все иначе, об этом надо было бы сообщить – тогда бы его стали кормить насильно.
Я попросил его встать, но больше ничего объяснять не стал. На нем была пижама и тапочки – на ночь они отбирали у него одежду и ботинки.
Раз в неделю у нас были уроки труда, кабинет труда находился на втором этаже, там были и инструменты для работы по металлу. Труд вел Кластерсен, за год до этого Карстена Суттона поймали за тем, что он нюхал растворители,- в классе в тридцатилитровом бидоне хранился растворитель для нитроцеллюлозы. В этот бидон можно было засунуть голову, мы все попробовали, но попался именно он, поскольку после этого совершенно обезумел. С тех пор Кластерсен очень внимательно наблюдал за нами.
Я показал ему сломанную ракетку для настольного тенниса.
– Разрешите мне починить ее,- попросил я.
Он конечно же не возражал – ведь это был спортивный инвентарь.
Я встал к тем тискам, которые находились в самом дальнем углу. Затем, стараясь, насколько это возможно, приблизиться к оригиналу, вырезал по памяти из металлической пластины ключ Фредхоя. Потом в течение нескольких дней я примерял и подправлял его.
Теперь этим ключом я открыл нам с Августом парадную дверь, на улице был мороз, но снега не было – следов мы не оставили.
Для того чтобы попасть в художественный класс, надо было спуститься на семь ступенек по лестнице, которая начиналась прямо за дверью, находившейся под аркой. На лестнице было две двери: одна из них была сделана наверху, чтобы ученики не могли собираться внизу на лестнице, где их не видит дежурный преподаватель, и собственно дверь в художественный класс. Обе они открывались ключом- проводником.
Долгое время я считал, что только мне известно, как можно попасть в технические коридоры подвала. Но, должно быть, Аксель Фредхой тоже знал это. Именно этим путем он и спустился, однако он, наверное, закрыл за собой дверь, так как его вытаскивали со стороны двора. Всем было невдомек, как он мог оказаться внизу. Не думаю, что он им рассказал об этом,- ведь иначе проход бы закрыли. Может быть, он оказался крепче, чем мы думали, а может быть, он просто-напросто был не состоянии говорить, даже во время допроса.
Ни для кого не было секретом, что эти коридоры существовали.
Когда строили новые туалеты, родителей попросили помочь снести старые,- надо было сэкономить деньги и одновременно еще раз продемонстрировать, что родители тех, кто учится в этой школе, особенно внимательны к школьным проблемам.
Тогда я работал вместе со всеми: мне хотелось посмотреть на родителей, ведь обычно их не видишь.
К тому же разрешили все ломать, мне выдали кувалду, которой можно было смело орудовать.
На стене тогда повесили план школы, чтобы было видно, как все будет выглядеть с новыми туалетами. В которых будет кафель и свет, чистота и порядок, они не будут грязными, черными и вонять, как старые.
На плане можно было разглядеть технические коридоры, я обратил на них внимание, потому что тот несчастный случай произошел всего за месяц до этого. То есть первый из двух несчастных случаев с Акселем Фредхоем.
Коридоры проходили на глубине шести метров под землей и на глубине двух метров под подвальным этажом. Через них проходили отопительные трубы, водопроводные трубы с горячей водой и электрические кабели. Но газовых труб не было – на плане они отсутствовали.
Проход в технические коридоры сохранился, потому что художественный класс появился поздно, гораздо позднее, чем вся школа, возможно, он возник в русле новых педагогических течений. Помещение просто разделили мазонитовыми панелями, все здесь носило отпечаток спешки. Наверное, это было связано с иерархией предметов: изобразительное творчество стояло ниже всего – ниже, чем ткачество и домоводство, ни в одном классе по изобразительному искусству не ставили оценок.
И тем не менее Карин Эре была учительницей изобразительного искусства. Однако сама она, например, никогда не прикасалась к глине. Преподавала она также музыку и датскую литературу, и было ясно, что музыка и литература гораздо ближе ее сердцу.
Я зажег маленькую свечку и поставил ее в алюминиевый цилиндр с маленькими окошечками из прозрачной пластмассы и с вентиляционными отверстиями снизу, он сохранился у меня с прежних времен. Август держался рядом со мной, может быть, он плохо видел. Когда я зажег спичку, он оцепенел, но потом успокоился.
За доской было помещение, выложенное кирпичом, без окон, на полу тоже был кирпич. Здесь было холодно. В полу была большая дыра. Это был спуск в технические коридоры.
Об этом спуске, должно быть, забыли, когда шло строительство. В проходах из северного и южного дворов установили двери, а вентиляционные ходы были закрыты металлическими прутьями с проволочной сеткой. И все же им не удалось полностью обезопасить себя.
Чтобы попасть вниз, надо было встать на обмотку труб, а потом соскользнуть в сам туннель. Там нельзя было выпрямиться в полный рост, даже я, от природы сутулый, упирался головой в потолок.
Из-за труб здесь было теплее, слышно было какое-то гудение, может быть, это был звук отопительного котла.
Слева от нас обмотка труб была по-прежнему черной.
Август схватил меня за руку.
– Я боюсь темноты,- сказал он.
Я остановился – не мог идти дальше, не рассказав ему об этом. Хотя он был меньше меня, совсем ребенок, я должен был все ему объяснить.
Я рассказал все, как было: однажды мальчик, который здесь учился, которого звали Аксель, спрятался в художественном классе специально, чтобы его закрыли, в классе он нашел бутылку бензина, а на большой перемене спустился в туннель. Там он облил обмотку труб бензином и поджег ее, а потом улегся на пол рядом с пламенем.
