одновременно успокаивая его эмоции, буквально забушевавшие от увиденного.
- Онибиси! - возопил вождь Сибуцари - Они пришли вместе с японцами! Тем лучше, обе бешеные собаки сдохнут разом!
Тем временем, заметив завал из деревьев, устроенный на перевале людьми мятежного Сагусаина из Сибуцари, войско Такехиро Мацумаэ замедлило своё движение и начало выстраиваться в атакующие порядки. Такехиро был спокоен - он понимал, что случится дальше. Всё будет как всегда - после недолгого боя лучников в дело вступят присланные сёгунатом аркебузиры и пушки, эмиси разбегутся по лесам, в которые его воины не станут соваться. Воины Такехиро сожгут лагерь мятежника, а потом возвратятся на восток, где пройдутся карающим мечом вверх по реке Сибуцари, утопив в крови всю родню Сагусаина. Натянув поводья, даймё осмотрелся и в голос рыкнул - пришедшие с ним айну из Онибиси, являвшиеся злейшими врагами Сагусаина, снова не успевали за воинами его клана, которые организованно выстраивались для нападения.
- Пусть эти скоты поторопятся! - заметив недовольство Такехиро, старый самурай Накагура Кандзи, служивший и прежнему даймё, резким голосом приказал одному из военачальников отправить лучников айну вперёд. - Пора начинать!
Айну из Онибиси, а также их союзники из иных родов, подвластных им, числом около двух сотен, стали осторожно приближаться к перевалу, за которым в долине Отару находился лагерь мятежников. Умело пользуясь складками местности, прячась за валунами и деревьями, лучники Онибиси достигли расстояния полёта стрелы и вскоре принялись обстреливать отравленными стрелами укрепившихся на перевале врагов. В ответ также полетели стрелы, а покуда айну стреляли друг в друга, японские аркебузиры заняли позиции, прикрываясь ростовыми щитами, из-за которых они намеревались вести огонь по засеке, рядом эдосские пушкари возились с орудиями. Позади шеренгами встали копейщики, так же присланные сёгунатом и отряд конных самураев. Войско же Мацумаэ было разделено на две части и заняло фланги.
- Господин! Пора ли стрелкам начать? - спросил Кандзи, обернувшись к даймё.
Такехиро, надевая на голову шлем, степенно кивнул:
- Пусть начинают...
Про то, чтобы отозвать назад айну Онибиси, продолжавших вести упорный бой с Сибуцари, никто и не вспомнил, а может, не захотел вспомнить. Онибиси подобрались совсем близко к засеке, заплатив за это жизнями пяти воинов, а с десяток лучников, зажимая кровоточащие раны, уже ковыляли прочь от места сражения - стрелы Сибуцари не были отравлены, а потому раненые не умирали. Вождь их находился рядом с Такехиро Мацумаэ - и он был доволен, потому как конец Сагусаина был близок и все земли, охотничьи и рыболовные угодья Сибуцари перейдут к нему, а оттого выгода от торговли с японцами станет ещё крупнее. Вождь неотрывно следил за даймё, что был окружён знатными воинами, отчаянно ему завидуя. Жаль, ему не стать таковым - высокое положение доступно только японцам.
'Неужели я хочу быть японцем?' - подумалось вождю Онибиси и ему стало стыдно - ведь раньше он гнал от себя подобные мысли.
Размышления были прерваны выстрелами из аркебуз, и сердце его в тот же миг сжалось - ведь воины Онибиси всё ещё находились там, у завала из деревьев, и они неминуемо попадали под убийственные залпы аркебуз, чья жестокая сила была ему хорошо известна.
Но что это? Вдруг всполошились воины вокруг Такехиро Мацумаэ, огласив грозными воплями окрестности. Ведь наземь упали аркебузиры, присланные из Эдо...
А на засеке продолжали греметь выстрелы, в числе прочих стреляли и нанятые за золотые монеты якутские казаки из отряда Бугра:
- Эвона как! Что, съели?! - в боевом запале хохотал Василий Бугор, уверенными движениями заряжая выданную ему во Владивостоке винтовку.
Выстрелив снова, казак воскликнул, победно оглядывая товарищей:
- Ага! Ещё один!
Щиты, устанавливаемые японскими аркебузирами перед собой для защиты от стрел айну, больше не помогали им, раскалываясь, разбиваясь в щепы от нежданных японцами пуль. В считанные мгновения десятки свинцовых вестников смерти, прилетевшие с противным уху свистом из-за покрывшихся сизым дымом поваленных деревьев, где гремели выстрелы, буквально растерзали отряд эдосских стрелков. Около полусотни их были убиты сразу же, не успев даже выстрелить в сторону неприятеля. Удивительно меткие выстрелы невидимого врага разбивали щиты и рвали в кровавые клочья тела аркебузиров и пушкарей. Вместе с ними падали наземь и насаженные на длинные тонкие древки полотнища со знаками кланов. Убийственные выстрелы стали достигать и копейщиков. Тут уж не выдержали воины клана Мацумаэ, в испуге подавшись назад.
- Откуда у варваров аркебузы?! - вопил Такехиро, вдруг перестав справляться со своенравным жеребцом.
Последним, что превратило войско Такехиро в скопище беспомощных, разбегающихся людей, стал залп нескольких орудий со стороны укрепления айну. Ядра, вылетевшие из-за раздвинутых в стороны деревьев, закрывавших путь на перевал, взорвались сотнями горячих осколков, от которых воины валились, словно тростник под ударом меча. Этого вынести было нельзя, руки даймё ослабли и он свалился с жеребца. Но уже скоро, подхваченный Кандзи, он был посажен на другого коня.
- Нужно уходить в крепость, господин! - завопил старый самурай.
Такехиро беспомощно и жалко кивнул, осознавая своё полное поражение и грядущее великое бесчестье клана. Взглянув на Накагуро, он по-настоящему испугался - самурай будто остолбенел, а его глаза... Их-то и испугался Такехиро. А услышав вдруг резкий свист и дикое гиканье, доносившееся с поля боя, Мацумаэ посмотрел назад. Ему показалось, что он сошёл с ума - его мечущихся воинов, словно каких-то терзаемых животным страхом крестьян, по лугу гоняли конные айну, одетые в доспехи. Причём делали это столь умело, что не поддавалось никаким разумным объяснениям. Судорожными движениями Такехиро сумел заставить коня ускакать прочь от этого страшного места, тогда как Кандзи наоборот, бросился на одного из айну. Стуча зубами от невыносимого волнения, Мацумаэ гнал коня вперёд, ничего не слыша. И, конечно же, он не видел, как упал старый самурай Накагуро Кандзи, сражённый выстрелом из револьвера. А его убийца, оглядевшись, слез с коня и поднял с земли богато украшенный шлем самурая, водрузив его себе на голову, и довольный собою, рассмеялся, уперев руки в бока.
Ничего не видя перед собой из-за пелены, что застила ему глаза, Такехиро остановил коня и неловко пройдя несколько шагов к темнеющему лесу по высокой траве, упал на колени. Сняв доспех, он разорвал на себе одежды и лоскутом материи обмотал лезвие своего меча. Взявшись за середину лезвия, он воздел невидящие глаза в небо, после чего выдохнул и вонзил острие меча в левый бок и потянул его к правому, разрезая живот.
Умер даймё под пение лесных птиц и шум ветра в кронах высоких деревьев.
За прошедший год в Корее произошло слишком многое, что в самом ближайшем будущем должно будет кардинально изменить традиционный уклад жизни общества. Пока нововведения стали реальностью только в столице, а также в северной провинции Хамгён, вотчине властителя. Но вскоре ван Бонгрим собирался реорганизовать административную систему, провести военную и экономическую реформы в остальных провинциях. В Сеуле до сих пор осторожно, озираясь по сторонам, шептали про 'зимнее избиение' чиновников и военачальников, не согласных с политикой и взглядами нового вана. Говорили, что вступивший на престол принц помутился рассудком после смерти старшего брата - вана Сохёна. И вот во дворце появился опальный прежде Бонгрим. Он пришёл в столицу с севера, из Хверёна, во главе войска стрелков-аркебузиров. Во время его марша на Сеул он входил в города - и ему оказывались высшие почести, его признавали за будущего властителя. Подойдя к столице, он встал лагерем у восточной окраины и послал во дворец Чхандок переговорщика - военного начальника провинции Хамгён, сопровождаемого полуротой стрелков. Высшим сановникам был предъявлен ультиматум, и в тот же день в столице было объявлено о скором восшествии на престол нового властителя - среднего сына вана Инджо, принца Бонгрима. А спустя полгода ван, опираясь на верные ему полки стрелков, произвёл в Сеуле настоящую чистку верхов - многие столичные, а также провинциальные военачальники и чиновники, приглашённые на празднества, лишились головы на площадях, украшенных ко дню торжества. Кровь лилась рекой - так говорили шёпотом