отравлении Смирнова и пытках Карпа, - глядя в одну точку, с расстановкой произнёс Соколов.

    - Доверенный человек семьи уральцев доставил послание во Владиангарск две недели назад, - заговорил Петренко. - В нём говорилось об 'ангарском попе', помещённом в подземную тюрьму при этом монастыре на архангелогородчине.

    - Мы попробуем проверить эту информацию через наших людей, - добавил Вячеслав. - Кроме того, я не исключаю провокации строгоновцев...

    - Ведь мы проникли на Урал, а не они на Ангару, - пробурчал Карпинский, сложив руки на груди.

    Собрание продолжилось отчаянным спором, который продолжался по поздней ночи - горячие головы, такие как Сергиенко и Кабаржицкий предлагали вообще заморозить общение с Никитой и потребовать от него объяснений по факту смерти их товарища в Карелии и немедленного освобождения ангарского священника. Но другие - Матусевич и Петренко, в первую очередь, говорили, что царь никогда не признается в случившемся и, в лучшем случае, может переложить вину на своих подданных - да только возможность оного чрезвычайно мала. Скорее всего, ответа вовсе не будет.

    - А ведь Кирилл сам явился к патриарху, - заявил вдруг Матусевич. - А тот решил вызнать всё. Хорошо, наш служитель веры не знает самого главного!

    - Знает, - негромко произнёс Соколов, постучав пальцами о стол. - Я рассказал ему.

    Воевода молча, но энергично развёл руки в стороны и с изумлением посмотрел на Вячеслава.

    - Теперь и Никита будет знать, - охрипшим от волнения голосом проговорил Сергиенко.

    - Надеюсь, однако, у него хватит ума сохранить это в тайне? - добавил Грауль. - Ну а Кириллу теперь уж точно света белого не видать.

    Далее собрание проходило как-то скомканно, тёплая комната перестала быть уютной, а в головах у собравшихся только и вертелись разные, но одинаково невесёлые мысли. Без обсуждений удвердили сроки открытия ещё одного плавильного цеха в Железногорске, отправку на работы голландцев с захваченного флейта 'Дельфин' и планы организации корабельных мастерских и дока во Владивостоке. Разошлись все далеко заполночь, а многие так и не смогли заснуть, дождавшись в тишине рассвета. Не спали и в доме Милославских - поначалу сёстры расплакались, не желая тихо сопевшему в кроватке мальчику той же судьбы, которой вдоволь натерпелись они, будучи вовлечёнными в жестокие и кровавые дворцовые интриги.

    - Видать, не дано иного, - перебирая светлые волосы сына, повторяла Мария Ильинична, то и дело утирая платочком слёзы. - С Божьей помощью сладится, уповаем на Господа нашего...

    К вечеру следующего дня передовая группа войска Минсика - сотня под началом Кангхо Сонга, вышла к горе Унбон, с которой, по поверью, на землю сошла созидающая энергия Неба. Окружённый лесами дворец Чхандок со склона Унбонсана был бы как на ладони, сразу заметил Сонг. Солнце садилось, сочным светом пробиваясь сквозь ветки и кроны вековых деревьев, играя бликами на изумрудной траве. Ещё немного и начнёт темнеть, а потому каждая минута была счету!

    - Ждать! - таков был приказ Кангхо, обращённый к его воинам, уставшим от тяжёлого перехода к столице от негостеприимного берега Западного моря.

    Отряд верных принцу Бонгриму бойцов, до сей минуты петлявший среди холмов, лесных долин и извилистых речушек, обходивший стороной даже одинокие домики охотников, чтобы не обнаружить себя раньше времени, теперь отдыхал под сенью высоченных сосен, набираясь сил у прозрачного ручья, петлявшего между зелёными от наросшего мха валунами. А Сонг с несколькими бойцами поднялся на склон горы, чтобы с помощью увеличительной трубы, подаренной ему принцем, внимательно осмотреть Чхандоккун. Вот главные ворота - Тонхвамун, вот мост Кымчхонгё... По телу Сонга побежали щекочущие мурашки - священное место, этот мост строил сам ван Тэджон, отец великого Сэджона! Схема дворцового комплекса, которую рисовал принц Бонгрим, оживала на глазах - Кангхо точно знал, где нужно искать принца Инпхёна, маньчжурами признанного наследником престола.

    Глаза его устали, Сонг опустил трубу. Посмотрев на заходящее солнце, раскрашивающее небо в мягко оранжевый цвет, он вспомнил слова Ли Хо об осторожности. Три десятилетия назад за дворцовыми стенами Чхандока произошла попытка переворота - но мятеж провалился и все его участники были жестоко умерщвлены. Нет, Кангхо не боялся смерти - он был готов сложить голову за своего принца, но вот принц... Он не желал смерти своих людей, пусть и за правое дело.

    - Теперь нужно ожидать света множества факелов! - Сонг передал зрительную трубу находившемуся рядом солдату. - Как только ночная смена караулов будет совершена, мы начинаем действовать.

    Теперь предстояло последний раз обсудить с командирами штурмовых групп каждое их движение после того, как будет преодолена внешняя дворцовая стена. Укрепления дворца несерьёзны, он не предназначен для обороны и проникнуть внутрь будет несложно - тренировки во Владивостоке на участке специально построенной стены, аналогичной дворцовой, не прошли даром. Вот только бы принц оказался на месте! Только бы слова сановников, захваченных на Канхва, оказались правдой!

    Лежащий к югу от дворца столичный город зажигал ночные огни - в Чхандоке также началось движение, загорались десятки фонарей, дававших тусклый свет - и Кангхо тут же вспомнил яркие светильники, что были в его доме на Сунгари. Не сравниться им! Но тем временем в караул постепенно заступала ночная смена. Гвардейцы, держа в руках факелы, проходили по маршруту патрулирования огненной гусеницей, сменяя своих товарищей. Наконец произошла смена караула у главных ворот. Командир сменяющегося отряда, обменявшись паролем с коллегой из заступившего на дежурство, передал ему ключ от ворот. Гулко бухнул в тишине далёкий гонг, и вскоре всё стихло. Пора!

    Каждый из диверсантов ещё раз проверил амуницию - револьверы, ножи, дубинки, удавки и прочий инструмент. Кто-то взял изготовленные тут же лестницы, на плечо закинув забухтованные веревки, приготовил крючья.

    - Помните, сегодня в ваших руках судьба Кореи! Настало время изменить её судьбу! Изгоним прочь маньчжур и их прихвостней! Вперёд! - провозгласил Кангхо, бойцам, чьи лица были полны отчаянной решимостью.

    Разделившись на несколько групп, отряд Сонга отправился вниз, в долину, освещаемую серебряным светом полной Луны, оставляя за спиной чёрную громаду горы Унбон.

    Диверсанты принца Бонгрима обошли главные ворота комплекса стороной, пройдя перелеском из редкостоящих сосен и колючего кустарника до восточной стены Чхандока. Там она шла уступами, спускаясь со склона холма. Лёгкий ветер шуршал в высокой траве, освежая лица, наполняя лёгкие свежим воздухом. Перед решающим рывком бойцы на минуту замерли, вслушиваясь в тишину, нарушаемую лишь стрекотом сверчков, тёплой летней ночью поющих свою песню. Никого!

    Лестницы приставлены, крючья, закреплённые на верёвках, взметнулись вверх и вот первые бойцы Сонга оказываются за стенами. И сразу же вступают в бой - две тройки гвардейцев нападают на бойцов. Лязг металла звучит очень недолго, гвардейцев закалывают. Кангхо похолодел - неужели их ждали? Но нет, более никто не атакует его солдат. Снова тишина вокруг. Итог первого столкновения печален - четверо убитых и трое тяжело раненых, последних приходится перетаскивать обратно и уносить в лес, чтобы оказать помощь, отряжая на это четверых воинов. Так отряд лишился более чем десятой части своего состава. Кангхо старался сохранить спокойствие, что удавалось с великим трудом.

    - Вперёд! - прорычал он.

    Впереди лежал прямоугольный парк с аккуратно постриженными кустарниками и небольшими деревцами. Преодолев его, диверсанты оказались перед низкими стенами, окаймлявшими площадь перед зданиями покоев вана и его супруги. У ворот горели факелы и там же собирались встревоженные гвардейцы, слышавшие шум схватки у внешней стены. Кангхо приказал приготовить револьверы - после того, как их обнаружили, счёт пошёл на секунды. Приблизившись к охранникам принца Инпхёна, диверсанты остановились. Считанные мгновения противники смотрели друг на друга - зло, решительно, изучая своего врага. Тишину нарушил офицер дворцовой стражи - с яростным воплем он ринулся на чужаков, едва не достав острием меча одного из бойцов.

    - Огонь! - крик Сонга потонул в грохоте пальбы, вспышки выстрелов озаряли лица противников - перекошенные злобой, обескураженные и одинаково решительные. Едкий пороховой дым наполнял