буду отправиться в Стокгольм, дабы ознакомить королеву и риксканцлера с вашими притязаниями.

    - В таком случае, не буду вас задерживать, - вставая, ответил Брайан. - Ведь у вас каждый час на счету, верно?

    - Именно так, - кланяясь, произнёс Клаус.

    - А вы, господин Клаус, не спешите покидать нас, - Саляев остановил толстяка в дверях. - Составьте нам компанию в плавании, завтра утром мы выходим в море.

    Швед изменился в лице, бросая взгляды на сопровождаемого эзельскими солдатами Густава и беззвучно открывая рот, пытался возмутиться, но вскоре обмяк и, махнув рукой, присел на лавку, утерев выступившую на лбу испарину. Арно Блумквист, сильно побледневший, также остался в кабинете.

    Ранним утром следующего дня эзельская эскадра вышла в море. В её составе помимо фрегатов 'Тролль' и 'Беллуна' вошли шлюп 'Адлер' и шнява 'Рысь', которая так же, как и шлюп, была куплена на верфях Виндавы. Несмотря на малые размеры герцогства, кораблестроение в Курляндии было на высоте, но относительно уровня балтийских флотов, разумеется. Тягаться с голландским, французским или английским флотами курляндцы, конечно же, не могли, однако они были открыты для сотрудничества. И Белов пользовался расположением Якоба Кетлера. Герцог даже начал принимать к оплате долговые расписки Эзельского воеводства, зная, что его соседи дорожат репутацией. Кроме того, под эзельским флагом в море вышли два датских бота, подаренных королём Кристианом.

    Команды, набранные в Виндаве, состояли из немцев и поляков, но были и немногочисленные голландцы - в основном офицеры, перешедшие на эзельскую службу с согласия Кетлера. Командующим эскадрой Брайан назначил опытного датского капитана Ханса Йенсена, который теперь находился на 'Тролле'. Сам воевода также был на борту флагмана, там же обретался и молчаливый с недавнего времени Клаус, не покидавший, впрочем, своей каюты. Лишь только когда в Финском заливе эзельцы встретились со шведским фрегатом и пинассой, которые присоединились к эскадре, Клаус выбрался на мостик. Выпятив нижнюю губу, он мрачно наблюдал за работой курляндских матросов, частенько отирая кружевным платком обширную залысину - палящее солнце стояло в зените. Яркий свет заливал палубу, попутный ветер наполнял паруса покачивающегося на лёгких волнах фрегата, поскрипывали снасти. Где-то внизу вяло переругивались матросы на смеси немецких и польских крепких словечек. Неподалёку от Клауса постоянно торчал майор Арно Блумквист, смотревший на него с явно читаемым подобострастием.

    - Господин Клаус! - Эгерод по просьбе Брайана позвал шведа, который за короткое время успел возненавидеть невозмутимого переводчика. Повернувшись к Хенрику, Клаус немедля одарил дана уничижительным взглядом. Ничего не ответив, он хотел было уйти в каюту, но был остановлен окриком Белова:

    - Извольте подойти!

    - Господину Клаусу нездоровится, - попытался ответить за своего начальника Блумквист. - Он выйдет к ужину.

    - Карл Густав мог бы уделить нам некоторое время, - произнёс Брайан. - Переведи ему, Хенрик, будь добр.

    Невесело усмехнувшись, 'Клаус' спросил Белова, будет ли ему предоставлена возможность перейти на шведский корабль во время стоянки. Но эзельский воевода будто не слышал вопроса, приблизившись вплотную к шведу.

    - Господин Врангель, с какой целью вы решили хранить своё инкогнито? - поинтересовался у собеседника Брайан, не повышая голоса. - И кто же был ваш спутник, уехавший в Ревель? Его никто не узнал, в отличие от вашей персоны, адмирал.

    - Знаете, господин Белов, нашей королеве захотелось узнать, что за люди появились у наших границ, - ответил швед. - Неудивительно, что вы не знаете его, это всего лишь мой секретарь Густав.

    - Интересно, что вы расскажете королеве? - улыбнулся воевода.

    Прежде чем ответить, Карл вздохнул, собираясь с мыслями. Вскоре, прищурив глаза из-за яркого света, он непринуждённо проговорил:

    - Всё то, что уже знал прежде, ко времени моего назначения в Эстляндию. Скажу прямо, господин Белов, - лицо Карла Густава приняло уверенный вид, а в голосе прибавилось железного звучания. - Не знаю, как вам удалось склонить датчан и московитов к покровительству над Эзелем, для меня это загадка... Но, право слово, на вашем месте я бы не стал упорствовать в противостоянии со шведской короной. Или вы надеетесь на ваши мушкеты? Бросьте, вам удастся выиграть бой, но никак не войну.

    К исходу вторых суток похода корабли бросили якорь у острова Котлин, встав на ночёвку у его южного берега - там, где узкой, извилистой полосой проходил фарватер. Шведы остались у северной оконечности Котлина. Наутро эзельцы снялись и вошли в Невскую губу, сопровождаемые лишь пинассой - шведский фрегат остался на месте ночёвки. Йенсен, руководствуясь картами ангарцев, снова бросил якорь у устья Большой Невы, приказав спускать шлюпки. Боты уже ушли к берегу острова, называемого финнами Лосиным. Где-то там должны быть бойцы Смирнова.

    Ранняя осень на Балтике умиротворяющая, тихая. Часты дожди и туманы, ветер с моря всё холоднее день ото дня. Урожай убран, корма для животных заготовлены, но у крепостных крестьян ещё много работы - барщина да тягловая повинность общины перед хозяином. Кроме того, на церковь надо хорошенько поработать, не то жди беды! Терпеливы эсты. Долго зрело их недовольство, видели они, как новая власть селит на покинутых шведами землях острова славянских чужаков из немецких земель, а также выходцев с Руси. А с ними ни барону, ни епископу сладу никакого нет. Работают только на себя, лишь десятую часть отдают воеводе на кормление солдат, а за остальное - молоко ли, масло, зерно или рыбу, получают звонкую монету. А за эстов денежки получают люди барона да церковные служки. Долго ворчали крестьяне, засылали молодых парней в деревни, дабы те посмотрели за житьём пришельцев. Стали говаривать в народе, что чужаки веру имеют иную, нежели у эстов, а потому воевода не даёт их в обиду ни барону, ни церковнику. И никто над ними не властен, кроме воеводы и его людей. Школы при церквушках есть в каждой такой деревне, да и обращению с мушкетом учат тамошних мужиков. Бывали случаи, когда бароны пытались новых поселенцев научить уму-разуму, заставив их работать на себя да платить оброк, но только каждый раз бывали бароны биты. А воевода вскоре присылал солдат, которые забирали барона и увозили его в столицу, где он представал перед судом. И каждый раз барону присуждали выплатить в казну немалый штраф.

    - Всё дело в восточной вере! - началось брожение среди крестьян. - Примем её, и воевода нас защитит!

    С тех пор со всех волостей Эзеля в Аренсбург зачастили ходоки от крестьян, прося настоятеля церкви Илии пророка, построенной на окраине Аренсбурга, псковского протоиерея, отца Варфоломея, окрестить их в православие. Крестьяне рассказывали ему о притеснениях, чинимых им - а священник внимательно слушал просителей, сожалел об их незавидной доле, кормил в трапезной. Видя ласковый приём православного священника, число крестьян-просителей начало увеличиваться. Варфоломей и ранее несколько раз встречался с Брайаном, рассказывая ему про чаяния крестьянские. Но прежде Белов не смог бы действовать по своему разумению, не навлекая на себя гнева лютеранской церкви, шведских помещиков и баронов-немцев. Теперь же ситуация резко переменилась. Помимо прежней опоры воеводской власти - датско-немецкой дружины горожан и батальона наёмников, на острове оказались бойцы Саляева, три сотни воинов князя Бельского, полторы сотни стрельцов воеводы Ефремова, а также ангарцы из Карелии, которых возглавлял капитан Евгений Лопахин. Теперь настало время коренных преобразований на Эзеле и прочих землях воеводства. И пусть кто-то посмеет возразить! Для начала Брайан переговорил с Конрадом Дильсом, капитаном эзельской дружины, которую с подачи Сергея Бекасова давно уже величали милицией. Потом Белов долго общался с Йоргом Виллемсом, выполнявшим обширные функции в управлении воеводством. Оба современника этого века не поняли, почему воевода решил отнять земли у церкви и баронов и отдать