Когда от боли озверевший коньЕго прибил железною подковой.Закат угрюмо трогал высоту.Стихала битва.Пахло тенью росной.Был страшен конь:Мундштук горел во рту,Ломая зубы,Обжигая десны.Был страшен конь,Окрашенный зарей:В его крестцеС утраСтрелаТорчала,И он весь день метался одичалоНад трупами, над влажною землей.Века…Века с того минули дня.Минули Освенцим и Хиросима.А я все слышуКрик невыносимый,А я все вижуЭтого коня.Все вижу я,Как с кровью пополам —Не рьяно, а устало, постепенно —Еще зарей окрашенная пенаВ два ручейкаТечет по удилам.Погасни же, кровавая заря!Яви прохладу,Тишину на раны…Из векового древнего туманаГлядит на мир восьмое сентября.Я все понять бы в том тумане мог,Я все коню безгласному прощаю,Но как он боль, скажите,Превозмог,Когда ушел,Погасший,Из-под ногТатарника неяркий огонек,Гореть и жить уже не обещая?!Кто был хозяин этого коня —Не мне судить!Да и не важно это.Коня, не увидавшего рассвета,Мне жальС высот сегодняшнего дня.Он умирал,Не ведая о том,Что яСпустя векаО нем припомню,Что я приду на Куликово поле,Сорву татарник бережно, с трудом.С трудом…И он горит в моих рукахСреди степной и обнаженной сини,НапоминаяЖизнь мою в веках,И смерть мою,И воскрешенье ныне.Легли колючеНа мою ладоньЧетырнадцатый векС двадцатым веком…А там,Над Доном,Бродит мирный коньИ слепоДоверяет человеку.