Кент обернулся и стал разглядывать дона Хуана.

— Да, он намного моложе, чем я думал. Они с Ракель потрясающе смотрятся вместе… скажи, а кто тот, другой испанец, который стоит чуть позади нее? В костюме матадора!

Ивейн всмотрелась в красивого испанца, который смеялся и махал толпе, собравшейся под балконом, и тут вспомнила, как однажды Ракель говорила, что у нее есть родственник, знаменитый матадор, и он время от времени приезжает погостить на остров. Ракель еще тогда так улыбнулась, что стало понятно: матадор приезжает на остров исключительно затем, чтобы в очередной раз сделать ей предложение.

Пока Ивейн разглядывала группу на балконе паласио, дон Хуан наклонился и сказал что-то Ракель на ухо. Та улыбнулась, посмотрела на матадора и положила узкую ладошку на рукав пиджака дона Хуана. Солнце ослепительно сияло, отражаясь в бриллиантовом браслете на ее руке, и эти огоньки казались пожаром на фоне черной строгой ткани костюма.

Ивейн отвела взгляд. Только сегодня утром, за завтраком, опекун говорил ей, что мужчина этого острова дарит возлюбленной браслет в виде цепочки, чтобы все знали, кто она для него. И Ракель выбрала бриллианты, потому что они ей идут, а дон Хуан не поскупился для женщины, которой сказал: «Те quiero».

Послышались звуки оркестра, нетерпеливый шум голосов на площади нарастал с каждой минутой, процессия должна была пройти здесь, и отцы стали поднимать детей и сажать себе на плечи, чтобы те могли бросить в шествующих свои венки. Девушки танцевали вокруг молодых людей… вечные Евы, соблазняющие мужчин.

Ивейн почувствовала, как пальцы сжались на ее браслете, но она не смела поднять глаза на Кента. Ведь фиеста — праздник любви! В воздухе все пахло искушением, и кто-то словно нашептывал ей в ухо, что сейчас она может поддаться этому искушению и сию же минуту, прямо здесь, сказать ему, что она принадлежит…

— Йууууххууу! — От возгласа Беттины Крейсон, появившейся в сопровождении нескольких друзей, Ивейн чуть не упала. — Деточки, а мы вас повсюду ищем! Ну разве не отличный праздник? Говорят, скоро мы увидим Адама и Еву!

Подошла процессия, и цветочный дождь посыпался на Адама и Еву, на сопровождающих их ангелов и танцоров. Ивейн глубоко поразило то, что на роль Адама выбрали зрелого мужчину, а не молодого человека. Юная Ева держала в руках белый букет и корзину с апельсинами (в южных странах многие верили, что именно этим фруктом она соблазнила Адама). Длинное белое платье, совсем простое, было украшено лишь золотым пояском в виде змейки, волосы перехватывала белая шелковая лента. Она улыбнулась Адаму и протянула ему апельсин из корзинки. Тот выразительно покачал головой в знак отрицания, и толпа разразилась одобрительными криками. Все засмеялись.

Когда Ивейн снова осмелилась посмотреть на балкон паласио, мэр и его гости уже скрылись внутри. Процессия двинулась дальше, и толпа начала разбиваться на отдельные группки. Крейсоны и их компания увлекли Ивейн за собой, и весь остаток праздника прошел для нее как во сне.

Она смеялась вместе со всеми и танцевала, ела дыню, запивала ее вином и надеялась, что бурное веселье захлестнет ее волной забвения. Час за часом летели незаметно, и, когда в бухте зажглись разноцветные фонарики, Крейсоны объявили, что всем пора отправляться на яхту, и шумная гурьба стала спускаться по каменным ступеням гавани.

— Вон там наш «Синий дельфин»! — Кент схватил Ивейн за руку и указал на яхту. На ней горели пестрые цепочки нарядных огней, и судно качалось на темных волнах как сказочный корабль. Несколько мгновений Ивейн зачарованно смотрела на это волшебное зрелище и вдруг поняла, что она не может оказаться сейчас на борту этой яхты, она не может больше терпеть эту толпу, громкую музыку, вино, а больше всего — собственное насквозь фальшивое веселье.

— Прости меня, Кент! — Ивейн выдернула свою руку, почувствовав, как расстегнулся на ней браслет, и бросилась по ступенькам вверх, пробираясь сквозь плотную толпу — все собрались на берегу посмотреть на фейерверк.

Она слышала, как Кент звал ее, но бежала вперед, не оглядываясь, не останавливаясь, даже когда поняла, что на руке больше нет браслета. Теперь она уже не слышала голоса Кента и надеялась, что он простит ее нелепое поведение. Она должна, должна сейчас остаться одна! Мысль о том, что ей придется снова улыбаться, веселиться, танцевать под громкую музыку еще в течение трех или четырех часов, была для нее невыносима. Она хотела ощутить на лице свежий ветер с моря, но только не на переполненной гостями палубе яхты. Сейчас она хотела слушать только шепот прилива и найти хоть немного покоя для своего исстрадавшегося за целый день под маской беззаботного веселья сердца.

Наконец Ивейн остановилась. Она была одна на пляже. Огни города остались далеко позади и казались отсюда гирляндой разноцветных бриллиантов. Скоро зажгутся фейерверки, и она сможет увидеть их отсюда.

Морской бриз развевал ее волосы, освежал виски долгожданной прохладой. Яркие звезды сияли в небе и отбрасывали на море серебряные блики. Красота и величие ночи потрясли измученную девушку. Ивейн подошла к самой кромке воды. Мелкие волны набегали на песок, шурша галькой и ракушками, и доверчиво ложились к ее ногам.

Внезапно Ивейн захотелось ощутить на своей коже ласкающую прохладу воды. Она сняла туфли и чулки и вступила в светящуюся под звездами воду.

Скоро ее нервы начали понемногу успокаиваться.

Может, она сошла с ума, что предпочла одиночество веселью, танцам и вину?

Сидеть совсем одной здесь, на берегу, вместо того чтобы развлекаться на борту ярко освещенной яхты и принимать ухаживания голубоглазого молодого человека! Кент будет недоволен, что она сбежала от него, дон Хуан тоже рассердится, когда не увидит ее на приеме, на котором все поднимут бокалы в честь него и Ракель.

Ивейн потрогала синяк на плече. Волны лениво плескались у щиколоток погруженной в свои мысли девушки. Она стояла спиной к скалистому берегу, уходившему вдаль к шоссе, и не слышала, как неподалеку остановилась машина. Фары погасли, водитель выбрался из автомобиля, перешел через дорогу и с высоты шоссе осмотрел берег. На фоне освещенного луной моря была отчетливо видна одинокая, словно потерянная, фигурка с развевающимися на ветру длинными волосами.

В тишине глубокий голос позвал ее по имени:

— Ивейн… это ты там, дитя?

На мгновение ей, как во сне, показалось, что это море зовет ее. Медленно-медленно Ивейн повернулась и увидела наверху, над пляжем, высокую темную фигуру. Никто другой не мог заставить ее сердце биться так сильно, никто другой не мог овладевать ее волей одним взглядом, звать ее без единого слова, чувствовать, что ей нужно раньше, чем она поймет это сама.

— Дон Хуан!

Ивейн услышала скрип трости по песку. Берег был очень неровным, он мог повредить ногу, и Ивейн вдруг поняла, что бежит ему навстречу, а через мгновение он уже крепко схватил ее за талию, а она обняла его плечи.

— Это ты!

— Да. — Беглянка хрипло рассмеялась. — Кто же еще, как не твоя сумасшедшая воспитанница?

— Я так и думал! Кто, кроме Ивейн, может плескаться в воде, здесь, в совершенном одиночестве, на ветру, совершенно забыв о приеме и о том, что ее опекун волнуется, куда она пропала?

— Я надеялась, что ты не станешь за меня волноваться. — Она заглянула в темные глаза. — Я думала, ты будешь слишком занят другими вещами, особенно сегодня. С какой стати тебе обо мне думать?

— Действительно, с какой? — насмешливо протянул дон Хуан. Он пригладил ее волосы, отвел челку с ее лба, и Ивейн вздрогнула от непривычной ласки. — Ты озябла, дитя? Ну конечно, босая, в холодной воде!

Она не расслышала его вопроса.

— Разве Ракель не рассердится, что ты оставил ее одну на вечеринке, а сам отправился искать сбежавшую воспитанницу?

— А почему Ракель должна сердиться? — Он положил руку ей на шею, под волосами, и мягко заставил