Джеймс вдруг обхватил Клариссу и подвинул на край кровати. Он снова опустился на колени, его язык нашел ее уже набухшие складки. Кларисса узнала это нестерпимое желание. Когда-то Джеймс много раз подводил ее к этой черте. Но сейчас все ощущалось по-новому. Она вцепилась в простыни и, изгибаясь дугой, тянула вверх зажатую в пальцах ткань.
Кларисса ни о чем не могла думать, лишь о могущественном ощущении, формирующемся внутри ее. Движения его языка ускорились, и с губ Клариссы стали срываться нетерпеливые вздохи. Ее бедра вздымались все выше, его язык проникал все глубже, в самую сердцевину. Его руки обхватили ее бедра, и она распалась на миллион осколков. Сама комната исчезла, осталось лишь абсолютное наслаждение.
Она вскрикнула, и с этим криком освободилась от всех своих страхов и гнева, от чувства, что ее предали, от долго сдерживаемого желания.
— О Боже, Джеймс. Я была так глупа. Я прощаю тебя, Джеймс, — выговорила она, продолжая задыхаться и медленно возвращаясь к действительности.
Джеймс внезапно навис над ней, взял в ладони ее голову.
— За что?
— Я должна произносить какие-то слова? На самом деле это мне следует просить о прощении. Я слишком долго помнила о том, что ты причинил мне. Я прощаю тебя. Мне стало легко, — мягко ответила Кларисса и повернула голову, чтобы поцеловать его запястье.
Его лицо исказилось, словно он оказался на ледяном северном ветру, жар и желание ушли из него, осталась холодная, неподвижная маска.
— Но вы сказали, что не можете больше лгать ни себе, ни мне.
Кларисса уставилась на Джеймса и вдруг предельно четко увидела все словно другими глазами — на смену наслаждению пришло растущее чувство ужаса.
— Я о том, что я хочу тебя, Джеймс. Я не могу больше скрывать желание.
Джеймс рывком поднялся с кровати.
— Я не могу поверить, что это происходит.
Кларисса села и в смущении прикрыла грудь ручками.
— Я тоже.
Джеймс застегнул пуговицы на своей рубашке и поправил обшлага фрака. Его лицо теперь выражало неприступную отстраненность, отчего холод пронзил Клариссу до костей.
— Спите спокойно, Кларисса, — отрывисто сказал он. — Впереди у нас ночь чревоугодия и распущенности, хотя, как я теперь понял, вы вполне подходите для предстоящей задачи.
Его слова пронзили сердце Клариссы такой болью, на которую — она была уверена — он и рассчитывал. Она схватила подушку и швырнула ее в удаляющуюся фигуру.
Джеймс вышел, даже не оглянувшись.
Дрожащая и уязвленная, Кларисса передвинулась к изголовью кровати. Она подвинула маленькую подушечку с кистями, уткнулась в нее лицом, натянула на себя одеяло и, свернувшись калачиком, зарыдала во весь голос.
Джеймсу хватило всего пары минут, чтобы понять — он не может оставаться в своей спальне. Библиотека тоже не годилась, как и кухня, из которой доносились восхитительные запахи яблочного компота, дразнившие обоняние.
В столовой для слуг он взял лампу и кинулся вон из дома, он бежал через сады, бесконечные лужайки и рощи, пока не добрался до озера.
Он даже не потрудился снять одежду. Сразу же нырнул в воду и поплыл. Увы, его мужские достоинства продолжали болеть, но, глядя в раскинувшееся над ним звездное небо, он уже знал, что сам виноват в случившемся.
Он плыл на спине и больше всего желал, чтобы его сердце снова стало всего лишь органом из плоти и крови, — тогда он сможет спастись, после того как Кларисса снова опустошила его.
В конце концов он перевернулся на живот и медленно поплыл к берегу. В какой-то момент его ноги коснулись песка, и остальной путь он проделал, шагая по воде, а потом свалился на берегу возле того места, где днем раньше встречался с Петтибоуном.
Каким бы подлым и мерзким ни был Петтибоун, он прав — Джеймсу необходимо научиться контролировать себя, и как можно скорее. Если произошедшее что-то доказывает, так только то, что он оказался еще слабее, чем когда-либо ранее, когда дело коснулось Клариссы. Когда он брался за задание, то был сосредоточен и тверд, но он расслабился, стоило ему вспомнить о Клариссе.
Он был глупым и легкомысленным, и теперь расплачивается за это.
Высоко над ним небо прочертила падающая звезда. Джеймс проследил ее падение, закрыл глаза и вслух произнес желание:
— Не дай мне забыть, что разлучило нас. Я должен помнить это и никогда не забывать.
Глава 9
— Вы, месье Ругье, самый настоящий дьявол, — игриво проговорила Айрис, наклоняясь к нему через пространство, разделяющее сиденья кареты, и слегка похлопывая по бедру.
Кларисса с отвращением наблюдала, как Джеймс в ответ ослепительно улыбнулся, чтобы соответствовать такой характеристике. Наступила глубокая ночь, и в карете было темно, но она отвернулась к окну, чтобы не видеть своих компаньонов.
Они проехали зеленые верещатники и, судя по всему, въехали в Лондон. Мягкая, в выбоинах, дорога сменилась вымощенной булыжниками. Свет от фонаря позволял различать смутные очертания зданий и карет, но в темноте Клариссе не нужно было скрывать своего отношения к происходящему.
Странно, но у нее появилось знакомое чувство. Она не знала, чего ожидать от Джеймса после их… Она не знала, что и думать о том, что произошло между ними. То, что начиналось как сладчайшее физическое воссоединение, закончилось так, словно было всего лишь ошибкой.
Колесо попало в выбоину на дороге, и карета слегка наклонилась, отчего нога Клариссы прижалась к ноге Джеймса. Она отодвинулась к стенке — ее словно обожгло — и украдкой бросила взгляд на Джеймса. Он был погружен в беседу с Айрис, в красках расписывая все, что ее может ожидать этой ночью.
Прикосновение прошло незамеченным. Во всяком случае, Джеймс его не заметил. Так что он забудет и то, что произошло ночью. А сначала он был таким нежным, таким заботливым. Он открывал свое сердце прикосновениями, свои чувства — скупыми словами, в которых звучала любовь. Но в тот самый миг, когда обнаружилось непонимание, он отдалился от нее и превратился в того человека, которого она встретила в Париже.
Перед отъездом на бал у них состоялся короткий разговор. Джеймс объяснил Клариссе, что будет происходить, и, что еще важнее, как им вести себя, чтобы им не пришлось сожалеть о своем поступке. Холодным, отстраненным тоном Джеймс подчеркнул, что решения будет принимать только он, возражать нет смысла — она должна безоговорочно подчиняться.
Кучер оживился — впереди на его пути оказалась повозка, замысловатые проклятия, которые он употребил, чтобы заставить встречного поскорее убраться с дороги, заставили Айрис захихикать.
— В самом деле, месье Сен-Мишель, — возбужденно сказала Айрис, — разве это не восхитительно? Среди ночи спешить по улицам Лондона на самое декадентское действо?
Джеймс добродушно хлопнул по бедру Клариссы.
— Вы не согласны, Сен-Мишель? — Он надавил на бедро, потом убрал руку. — О, боюсь, я на миг забылся. Пожалуйста, pardonnez-moi[10], месье.
Кларисса потерла место, где только что была рука Джеймса, кожа там горела.
— Уверяю вас, Ругье, я как-то не думал об этом, — ответила она, зная, что плохо скрывает раздражение.
— Послушайте, вы оба, — настаивала Айрис. — Разве вся прелесть посещения таких мест не в том, чтобы забыться и позволить себе лишнее?
