заколебалось легкое пламя, и наконец оно словно растворилось в темноте, исчезнув без следа, а на том месте, где только что была зеркальная гладь, виднелся проход, сужающийся словно воронка. К тому же воронка эта вращалась все быстрее и быстрее, как какой-нибудь сумасшедший водоворот. Катарман Керсеб невольно попятился от этого пространственного вихря, что бушевал сейчас в пределах тяжелой серебряной рамы.
– Идите вперед, – приказал маг. – Ваши люди последуют за вами. Вы выйдете недалеко от Сетубала, будет ночь. Вы появитесь из могильного кургана, но не бойтесь этого. Пойдете на север, к утру достигнете города. Как поступать дальше – не мне вас учить. Кахатанна появится в Эль-Хассасине несколько позже, но тут уж я бессилен предугадать точный срок. Так что ждите ее на месте. Прощайте, Катарман, и помните о камне Шанги и вашем обещании.
– До встречи, – молвил Великий магистр. Он решительно переступил раму и шагнул в глубину того, что еще несколько минут назад было зеркалом.
Вихрь схватил его и увлек во мрак. Стоявший позади унгаратт невольно вскрикнул, но быстро пришел в себя под пылающим гневным взглядом старого мага. Предупрежденные о некоторой необычности похода во славу ордена, рыцари нашли в себе силы последовать за своим магистром. И даже их кони покорно приняли свою участь.
Спустя полчаса Корс Торун стоял в одиночестве перед дверью в другое пространство, открытой его заклинаниями. Он внимательно осмотрелся по сторонам, вспоминая, все ли сделано, не забыто ли что- нибудь важное. А когда убедился, что все в полном порядке, сделал руками простенькое движение, словно захлопывал створки ворот.
И зеркало снова тускло засветилось в полумраке подземелья. Маг улыбнулся своим мыслям, и улыбка у него вышла не человеческая, а какая-то звериная, напоминающая жуткий оскал. И глаза полыхнули красным, правда на краткий миг. А потом он снова стал дряхлым стариком в роскошном, расшитом золотом и драгоценностями одеянии верховного мага Хадрамаута, верного друга и советника понтифика Дайнити Нерая.
Перстень оказался разговорчивым. Видимо, тысячелетия молчания надоедают даже вещи, и теперь, радуясь возможности отвести душу, он постоянно беседовал с Каэтаной, надоедая ей своей болтовней до такой степени, что она уже стала задумываться над тем, какое из зол большее. Теперь она не была настолько уверена в том, что не хочет наугад искать талисманы Джаганнатхи.
– ... А пятый талисман, – восторженно бубнил ей в ухо перстень, – находится в королевстве Хартум, где сейчас находимся и мы, поэтому я бы посоветовал тебе, великая богиня...
– Послушай, – не выдержала Каэ, – я думала, когда надевала тебя, что ты просто будешь указывать направление. Никто не говорил, что ты еще умеешь советовать, готовить и воспитывать детей.
Талисман явно не уловил иронии в ее словах. Но обиделся.
– Я не примитивное орудие, да будет известно моей повелительнице. И я не закрываю глаза на тайны и загадки, а постепенно изучая скрытую природу вещей, добиваюсь значительных успехов...
– Две минуты помолчи, а?
Спутники, ехавшие вокруг Каэ, старались не вмешиваться в ее горячие споры с самой собой. А как еще объяснить тот факт, что милая и очаровательная женщина полдня проводит уткнувшись носом в луку седла и бормочет что-то.
Она заметила недоуменные взгляды своих друзей только на второй день пути. Первый день она просто ничего не замечала из-за тумана в голове, образовавшегося не без содействия болтливой вещицы.
– Прошу прощения, – молвила она немного смущенно. – Представляю, как я выгляжу со стороны, но вам придется включить в длинный список тягот пути еще и эту сомнительную радость. Наш талисман весьма искушен во многих вопросах и отвечает сразу на все. Беседа с ним – дело занимательное, но очень утомительное, поэтому предупреждаю, что буду отвечать невпопад, часто говорить глупости и вести себя как сомнамбула. Ввиду этого, огромная просьба – не допускать меня до совершения грубых ошибок, одергивать почаще, кричать порезче. Вот, собственно, и все.
Что же касается цели нашего пути, то вот что я знаю: сейчас на Арнемвенде есть двадцать девять талисманов Джаганнатхи. Один мы уже уничтожили. Ближе всего к нам находится тот, что хранится здесь, в Хартуме. Точнее – в столице страны, в Хахатеге. И если вы не против, то мы немедленно отправляемся в столицу. Если кто-то хочет покинуть отряд, то я должна об этом знать.
Последние слова Каэтаны относились в основном к трем ее спутникам: Могаллану, Кобинану и барону Банбери Вентотгену, которым груз проблем, свалившихся разом на их плечи, был, в общем-то, ни к чему. Она обвела их по очереди вопросительным взглядом. Но никто даже не шевельнулся.
– Своя рука – владыка, – прокомментировала Каэ.
Тут Могаллан подъехал к ней и нерешительно предложил:
– Если бы вы все согласились, то мы с Кобинаном мечтали бы идти с вами до Сонандана. Можно?
– Я еще не слышала, чтобы можно было запретить человеку идти или ехать туда, куда он хочет. Лично я согласна. Не знаю, как остальные.
Оба молодых рыцаря с тревогой обернулись к своим новым друзьям. Те энергично закивали головами.
– Как хорошо! – по-детски просиял Кобинан. – А вы позволите на правах членов отряда вносить предложения?
– По-моему, здесь все время вносят какие-нибудь предложения, – пробурчала Каэ, адресуясь к своему перстню.
– Я не могу молчать! – запротестовал тот.
– Хорошо, не молчи. Но почему слышать тебя должна только я? Это что, особый вид наказания хранителю?
Перстень явственно фыркнул и, кажется, надулся. Но поскольку это была всего лишь только вещь, то по внешнему виду судить о ее настроении не удавалось.
– Мы можем показать короткую дорогу до Хахатеги, – предложил Могаллан.
– Это прекрасно, – обрадовалась Каэ. – А заодно расскажите мне о том, кто здесь правит и чего можно ждать от здешнего государя и его подданных.
– В Хартуме нет государя. В нашей стране правит государыня Феана. Она очень стара и немощна, – моментально ответил Кобинан. – Несколько лет тому назад государством правил таурт Эливагар...
– Таурт? – заинтересовался Магнус.
– Да. Так в Хартуме принято называть монарха. Эливагар был справедливым и добрым государем, а Феана занимала положение вдовствующей таурты-матери, к ней шли за помощью и заступничеством. Народ любил обоих правителей, и целое десятилетие Хартум прожил безмятежной жизнью. Но однажды Эливагар поехал на охоту и вернулся в свой дворец уже в гробу. Что с ним случилось, никто не знает. Кто говорит – дикий вепрь, кто – взбесившийся ягуар, кто грешит на урроха, но я даже не знаю, что это за зверь. Обвиняют ядовитых змей и загадочных монстров. Самое страшное в этой истории, что егеря и рыцари, сопровождавшие короля на этой охоте, умерли в течение недели, один за другим, в страшных муках, так и не успев добраться до Хахатеги и поведать таурте Феане, что же на самом деле случилось с ее сыном.
После его смерти, а он погиб бездетным, Феана вступила на престол и стала править Хартумом мудро и рассудительно. Мы было понадеялись на время благоденствия, но через полгода после того, как таурт Эливагар покинул этот мир, Феана стала болеть. Все чаще и все сильнее. Последнее время она вообще не встает с кровати, и каждый день герольды оповещают людей на площадях о состоянии здоровья нашей государыни. Наследников у нее нет, и судьба королевства не ясна.
– Печальная история. – Лицо богини невольно омрачилось. – Сколько горя и бед в любом месте Арнемвенда – что в простой деревенской хижине, что в королевских палатах. Иногда мне кажется, что я не смогу ничем помочь людям, потому что просто не успею всюду.
– Это уже не твоя печаль, – строго одернул ее Барнаба. – Твое дело стараться успеть, вот это с тебя будет спрошено по всей строгости.
– Твоя правда. А что скажешь ты, Магнус, по поводу этого рассказа?
– Что здесь не обошлось без постороннего вмешательства. Но думаю, не надо быть магом, чтобы понять это. Отправимся в Хахатегу и на месте посмотрим, как нам быть. Кстати, Каэ, дорогая, как нам угомонить
