– Где, скажи, пожалуйста?

– Вот тут.

Маленький альв, пыхтя, тащил к ней огромный бронзовый щит, на котором были изображены три парящих орла. Каэ начала подозревать, что к этим прекрасным, гордым птицам у нее выработается стойкое отвращение.

Она сидела понурившись, постепенно размякая на солнце. Можно было, конечно, и в подземелье попытаться попасть – Куланн уже отдал распоряжение, и сангасои принялись разбирать завал. Можно было следить за птицами, которые над Копьем Арлона летали только по три. Можно было искать отгадку, копаясь в старом, заржавевшем или покрытом патиной оружии и доспехах, которые в огромном количестве валялись вокруг, напоминая о шедших здесь сражениях. Но тихий голос, звучащий как мелодия, шептал, что дело совсем в другом.

Двое молодых рыцарей несмело подошли к ней, остановились в нескольких шагах.

– Три парящих орла – это герб хассасинов-хранителей. Они здесь повсюду. И если Арлон Ассинибойн был таким шутником, каким его описывают в преданиях, то нам придется туго, госпожа.

– А что обозначал этот символ? – Молодые люди покраснели.

– Позвольте сразу объясниться, госпожа Каэтана. Мы чтим память и традиции ордена, но только те немногие, которые знаем. Это жалкие крохи, обрывки легенд и преданий, разрозненные, запутанные, туманные и зачастую просто бессмысленные. Все, что нам удалось собрать из разных источников. Мы не знаем по-настоящему почти ничего.

– Как же вы встали на охрану места, о котором почти ничего не знаете? – удивилась она;

– Кто-то должен был это сделать.

– Так вы не потомки хранителей?

Могаллан гневно вскинул голову:

– Здесь не оказалось потомков хранителей в тот страшный час, когда какие-то непонятные существа – мерзкие и отвратительные на вид – пытались искать талисман в развалинах. Они притащили сюда нескольких детей, захваченных в поселке по ту сторону Лунных гор, и собирались принести их в жертву. Возможно, твари надеялись умилостивить таким образом какое-то темное божество, дабы оно помогло им в их поисках. А мы как раз охотились неподалеку, случайно...

– Совсем, совсем случайно, – понимающе кивнула головой Кахатанна.

– Ну не совсем. Мы с детства грезили этим храмом, заслушивались легендами о подвигах хассасинов- хранителей. Нам нечего стыдиться: мы убили тварей и освободили детей, а потом доставили их обратно к родителям. Вернувшись же на это место пару дней спустя, мы увидели, что здесь все же разыгралась кровавая трагедия. Какой-то ребенок был убит и принесен в жертву, вероятно, тому же божеству, его крохотное, обуглившееся тельце лежало вон там. – Могаллан указал рукой на огромный резной столб, отличающийся от всего, что она успела увидеть.

Каэтана поднялась и пошла к этому столбу. Могаллан и Кобинан последовали за ней, продолжая рассказывать.

– С тех самых пор мы охраняем это место, чтобы никакая нечисть не смогла безнаказанно творить тут зло. Мы понимали, что наших сил не хватит, случись что-нибудь по-настоящему серьезное. Но не могли же мы просто так отсиживаться там, за хребтом, зная, что здесь в любую минуту может совершиться очередное жестокое убийство! Мы пришли сюда и остались. Наверное, храм принял нас, потому что через неделю после того, как мы поселились здесь, среди развалин забил источник. А каждый вечер здесь поют птицы – нежно и печально...

Именно в эту минуту Каэтана добралась до таинственного столба и принялась его тщательно оглядывать. Первое, что бросилось ей в глаза, было то, что он оказался вырезанным, кажется, из кости. Но она не могла себе представить животное, кость которого годилась для такого изделия.

Кроме дракона. Столб был грубо обработан, и все фигурки, вырезанные на его теплой, желтовато-белой поверхности, выглядели весьма примитивными. Каэ и сама не знала, что именно привлекло ее в этом предмете и чем он может помочь в ее поисках. Но она несколько минут просидела неподвижно на корточках, пока не потеряла надежду обнаружить хоть что-нибудь, хоть какую-нибудь зацепку. И когда она уже собралась уходить отсюда – не век же бездельничать, пора спускаться в подземелье, – ее взгляд упал на каменные квадратные плитки небольшого размера, ладонь на ладонь. Все они были привычного уже мелочно-белого цвета, гладкие и отполированные; только на одной Каэтана заметила трех крохотных парящих орлов. Они были изображены в левом верхнем углу и практически незаметны.

Глазам окружающих предстало удивительное зрелище: Каэ опустилась на колени и стала пристально изучать землю. Она бодро передвигалась на четвереньках, то и дело утыкаясь носом в траву. То, что она искала, попадалось довольно часто, но плитка с изображением орлов осталась единственной находкой такого рода. В конце концов Каэтана поняла, что ползает по мощеной дорожке. И она рано или поздно должна ее куда-то привести. Однако это не подняло ее на ноги. Дальнейшее изучение дорожки показало, что именно около столба она расходится на две. Более сохранившаяся – с виду совершенно обычная – уводила в сторону храма. А вот вторая заинтересовала ее невероятно. Редкие плитки, помеченные клеймом «три летящих орла», приглашали следовать в сторону густых зарослей, теряясь среди них.

– Это то, что нам требовалось, – заявила Каэ, поднимаясь с колен и пытаясь вытереть испачканные ладошки о плащ подошедшего к ней Куланна.

– Почему? – спросил военачальник, выдергивая плащ ловким движением.

– Не знаю. Я просто уверена, что наконец нашла требуемых парящих птиц.

– А вот еще, – обрадовал ее Барнаба, – на фронтоне. Три громаднейшие птицы.

– А теперь внимательно меня послушайте, – заявила Богиня Истины. – Чтобы больше никто не подсовывал этих летучих куриц, иначе я за себя не ручаюсь.

– Нам надлежит ползти за вами? – невозмутимо осведомился Могаллан.

– Вам надлежит держаться рядом, но под ногами не путаться и не мешать.

Каэтана была настроена серьезно и категорично. Возможно, она излишне резко говорила со своими друзьями, но это было вызвано страхом того, что возникшее было чувство сопричастности происходящему пропадет и она потеряет направление, потеряет голос камня, непрестанно зовущий ее. Поправив мечи, чтобы при необходимости было удобно их вытащить, Каэ подозвала к себе полуэльфа:

– Дай мне перстень, будь любезен.

– Этого нельзя делать, госпожа.

– Почему?

– Барон Вентоттен объяснил мне, что талисман потеряет свою силу, если Вещь отдать кому-нибудь другому. Я в ответе за нее, я обязан носить ее.

– Отдай Вещь мне! – Голос богини звучал сухо и строго.

Оторопевший полуэльф беспрекословно подчинился. Он вытащил из-за пазухи мешочек, в котором лежала оправа перстня, и изумился тому, как отчаянно рванулся этот неодушевленный предмет из его пальцев, словно стремился быстрее попасть к новой хозяйке.

Остальные застыли в молчании. Они надеялись, что Каэ понимает, что делает, и не смели останавливать ее: не так уж часто она требовала послушания и точного исполнения приказов; с другой стороны, все знали, какими капризными бывают иные магические предметы, и боялись, что талисман может потерять свою силу из-за малейшей неточности или небрежности.

– Никогда бы не подумал, что простое движение руки может вызывать такой священный ужас, – пожаловался Номмо, обращаясь к Магнусу.

– Полностью с тобой согласен, – ответил молодой чародей. Он, затаив дыхание, смотрел, как Каэ осторожно взяла из рук полуэльфа мешочек с Вещью, запустила в него тонкие, длинные пальцы, достала оправу и... надела ее.

– Теперь я отвечаю за тебя, – сказала она громко. – Рогмо, король эльфов, свободен от своих обязательств по отношению к тебе, отныне я берусь тебя охранять.

Тонкий луч солнца пробился сквозь густую листву и упал на золотой ободок, украсивший палец богини. Вещь засверкала на солнце, словно обновленная. И Рогмо шумно выдохнул.

Всем стоявшим около храма Нуш-и-Джан в тревоге и нетерпении вдруг стало абсолютно ясно, что талисман выбрал себе нового хозяина.