работу.

Я вышла на лоджию, которая выходила как раз туда, где располагались подъезды нашего дома. Ни на скамейках, ни поодаль не было никого, похожего на описанного Ксенией человека. Несколько малышей возились в песочнице под присмотром молодых мам, присевших на деревянную лавочку на детской площадке, сосед из третьего подъезда мыл машину, в соседнем дворе, через дорогу, компания подвыпивших мужчин уютно расположилась в проеме между гаражами… Сновали по дорожке туда-сюда жильцы нашего дома, направляясь каждый по своим делам… И больше никого.

– Ну что? – Ксения слегка подрагивала, явно в ожидании экшена.

– Я его не вижу, – честно сказала я.

На ее лице появилось разочарование, но она тут же повеселела и сказала:

– Тогда пойдемте?

– Сначала маскировка, – напомнила я.

– Но ведь его же нет! Зачем маскироваться?

– Вы уверены, что его нет? Я ничуть. Если его нет в поле нашего зрения, это может говорить лишь о том, что он умеет прятаться. Так что приступим к делу.

– Но у меня совершенно нет никаких средств, чтобы замаскироваться, – растерянно сказала Ксения.

– Ничего, зато у меня есть, – успокоила ее я. – Пойдемте!

Я провела Ксению в свою комнату, предварительно выбросив пресловутый окурок, и приступила к своим манипуляциям.

– Что ж, начнем формировать новый имидж, – усмехнувшись, провозгласила я, доставая весь свой арсенал средств по смене образа.

Начала я с того, что хорошенько вытерла лицо Ксении ватным тампоном, смоченным в косметическом молочке. Благо макияж ее не был ярким, и это не заняло много времени и сил. После я уже на очищенное лицо нанесла краски совершенно иного оттенка, причем стараясь, чтобы они легли погуще. После этого я тщательно «зализала» волосы девушки и сколола их шпильками, а ей на голову водрузила парик с короткими белокурыми кудряшками. Затем придирчиво осмотрела творение своих рук со стороны.

Эффект был потрясающим. Я и сама не узнала бы в этой блондинке с глуповатым кукольным лицом черноволосую смуглую девушку с тонкими аристократическими чертами. Нынешнее лицо было хоть и миленьким, но весьма простоватым. И никто со стороны даже не заподозрит, какого умения стоит достичь такой простоты! Сложнее всего было замаскировать горбинку на носу Ксении, но с помощью вложенных в ноздри тампонов и умело нанесенного грима я добилась нужного результата. Носик стал выглядеть даже чуть курносым.

Ксения так и норовила сунуть преображенный нос поближе к зеркалу, дабы оглядеть себя с разных ракурсов. Она явно была потрясена своим преображением. Несколько раз недоверчиво крутанувшись перед трюмо, она обескураженно посмотрела на меня.

– Всего лишь сегодня вечером побудете в этом образе, – успокоила ее я. – Ничего, это даже полезно. Осталось поменять наряд.

Я распахнула свой гардероб и, порывшись в нем, извлекла несколько нарядов, более-менее подходящих Ксении по размеру, а также гармонирующих с ее новым макияжем и прической. Первое платье, которое она примерила, выглядело несколько вызывающе, но я решила, что пусть идет в нем. Если Ксения и привлечет внимание незнакомца внешним видом, то это невольно ослабит его бдительность. Вряд ли ему в голову придет, что это та самая девушка, за которой он следит. Так что я одобрила наряд Ксении, как она ни пыталась убедить меня, что это совершеннейшая безвкусица, в которой она чувствует себя дешевкой с Большой Казачьей.

– Главное, чтобы он подумал примерно то же самое. Или желаете продемонстрировать ему ваш тонкий вкус? – прокомментировала я, и Ксения, подавив вздох, скрепя сердце согласилась с моими доводами.

Теперь наступила моя очередь. Задачка мне предстояла посложнее, чем превращение мажорки в простушку, но я-то человек привычный, на маскировке, можно сказать, собаку съевший. Недаром в Ворошиловке, школе по подготовке бойцов экстра-класса, которую я окончила с отличием, у меня были лучшие результаты именно по маскировке. Это воистину был дар, за который я очень благодарна судьбе. Научиться, конечно, можно, и все же я была убеждена, что перевоплощения – это искусство. И одним дается талант в этой сфере – и тогда им повезло, а другим – нет, и им приходится полагаться только на систему знаний и упражнений, которые мои менее одаренные в этом плане однокурсницы штудировали в течение нескольких лет.

Одному одно, другому – другое. Помню, как я завидовала Наташке Коростылевой, у которой был дар моментально находить различия на картинках. И не только на картинках, конечно, а и в реальных объектах. Наташка могла зайти в комнату буквально на пару секунд и тотчас ее покинуть, после чего в комнате предметы менялись местами, какие-то удалялись вовсе, какие-то, наоборот, добавлялись. И когда она, абсолютно спокойная, входила туда вновь, то безошибочно перечисляла все перемены.

То же самое было и с человеком. Едва взглянув на него, Наташка через некоторое время все так же спокойно и монотонно диктовала, что тени у девушки были голубыми, а стали темно-серыми, что пуговиц на пиджаке было четыре, а стало три, что на левой щеке у нее прибавилось три веснушки, что ноготь на правой руке подпилен и т. д. и т. п. О таких мелочах, как переодетые с правого запястья на левое часы, я просто молчу.

Нет, я, конечно, тоже смогу все это заметить, наблюдательность у меня натренирована о-го-го как! Но в том-то и дело, что мне мои результаты давались путем длительных, кропотливых и неустанных тренировок, а у Наташки все получалось само собой! Она даже не напрягалась, не закрывала глаза, пытаясь запечатлеть в памяти увиденную картину. Она просто бросала короткий, мимолетный взгляд, а потом с непробиваемым спокойствием выдавала все наши ухищрения, даже с какой-то снисходительной усмешкой, словно хотела сказать: «Ну, прямо как дети, ей-богу!»

И мы, потратившие несколько минут на бурное обсуждение того, как похитрее запутать Наташку, отчаянно срезавшие пуговицы с одежды, менявшие шнурки с черных на серые, закручивавшие локоны на объекте в другую сторону и злорадно потиравшие руки в уверенности, что уж длины ленточки в косичке, укороченной на сантиметр, Наташка точно не заметит, оставались снова как будто в дураках. Ибо от Наташкиной наблюдательности не укрывались не только подрезанные ленточки, но и пара седых волосков, искусственно добавленных в прическу «объекта».

«Фотографическая память!» – с обреченным восхищением в голосе разводил руками руководитель группы подполковник Бородин. А я была уверена, что память памятью, но без Божьего дара тут не обошлось.

Так что своей способностью моментально перевоплощаться в совершенно другого человека я гордилась, ценила ее и старалась применять везде, где она была уместной. А таких случаев находилось предостаточно.

Вот и сейчас, спустя буквально несколько минут, на меня из зеркала смотрел высокий, симпатичный парень в фирменной джинсовой рубашке, с уверенным и даже несколько нахальным взглядом пронзительно-синих глаз (контактные линзы), с модной, приподнятой с помощью геля челкой и выражением лица, говорящим об убежденности в том, что весь мир сотворен для него одного.

Когда я предстала в таком виде перед Ксенией, у нее отпала нижняя челюсть, отчего лицо приобрело еще более глупое выражение, чем я хотела добиться.

– Ну что, – небрежно спросила я, галантно протягивая ей согнутую в локте руку, – на выход?

– Женя, неужели это вы?

– Постарайтесь поверить мне на слово, ибо, чтобы убедить вас в том, что это я, мне придется разрушить весь образ, а потом создать вновь, а я не люблю бесполезно тратить время, – проговорила я, но Ксения не требовала никаких доказательств.

Она улыбнулась, одобрительно тряхнула головой и положила свою длинную ладонь на мой локоть. Так, под ручку мы и вышли из моей комнаты в прихожую, где столкнулись с тетей Милой, которая сразу же отпрянула в сторону.

– Не стоит волноваться, мадам! – произнесла я приятным тенорком. – Это всего лишь я, ваша оригинальная племянница!