Отец Василий бросил ружье, подошел к деревцу и стал сгибать его вершиной к Чичеру. Боль в боку мешала, но священник, стиснув зубы, продолжал гнуть березку, переходя все дальше и дальше к вершине.

– Хватайся, как только сможешь дотянуться, – велел отец Василий.

– Уйди! – ответил с истерикой в голосе Чичер. – Мне все равно осталось только сдохнуть. Не здесь, так в другом месте. Ты всю жизнь меня преследуешь.

– Хватайся, не дури! – крикнул отец Василий. – У меня из-за твоей пули сил не хватит долго держать. Хватайся!

И Чичер ухватился. Он проклинал и отца Василия, и бога, и дьявола. Он проклинал всех, но держался из последних сил за верхушку дерева. Правда, сил у него уже не оставалось, он не мог выдернуть свое тело из цепких объятий трясины. У отца Василия тоже кончались силы, он уже не мог держать гибкий ствол в согнутом состоянии. Оба понимали, что обессилели и ничего не получится. Отец Василий был в отчаянии, что не сможет спасти человека, а Чичер под действием животного инстинкта стремился к жизни, уже не понимая, для чего она ему нужна.

Когда ствол дерева выскользнул из ослабших рук священника, он даже закричал от бессилия. Но дерево сделало то, что не смог сделать человек. Березка, которую ничто больше не удерживало, рывком распрямилась и дернула Чичера вверх. Каким-то чудом он умудрился не выпустить верхушки из одеревеневших пальцев. Этого рывка было достаточно, чтобы немного выдернуть тело. Отчаянно борясь за жизнь на грани сознания, Чичер стал тянуть себя, перебирая руками, работая локтями и коленями. Видя, что все получается, отец Василий снова ухватился за ствол и стал тянуть его на себя, не чувствуя огненной боли в боку.

Через несколько секунд Чичер уже лежал на траве лицом вниз, как его и положил священник, оттаскивая на сухое место. Сам отец Василий лежал рядом на спине почти в обмороке, погруженный в звенящую темноту и кружащую голову дурноту.

Когда его сознание прояснилось, отец Василий открыл глаза. Тучи гнали над ним по голубому небу редкие облака, шелестела листва, а невдалеке заливалась какая-то птица. Чичер теперь уже не лежал, а сидел рядом, прислонившись спиной к стволу дерева. Глаза его были закрыты, а голова запрокинута, подставляя лицо солнечным лучам, пробивающимся сквозь редкие кроны деревьев на краю болота.

– Зачем ты меня спас? – хрипло спросил Чичер.

– Господь велел, – тихо ответил отец Василий. У него все болело, особенно бок, поэтому говорить не хотелось. Но говорить было надо. – Он велит всех спасать.

– Врешь, поп! – хрипло возразил Чичер и закашлялся.

Отец Василий подождал, пока собеседник прокашляется, а потом ответил:

– Я не вру. Священники не врут.

– Ты – не священник, ты – дьявол! Ты меня всю жизнь преследуешь.

– Опять заладил, – поморщился священник. – Дьявол забирает души, а я спасаю. Я не преследую тебя. Это просто совпадение. Я приехал сюда в прошлом году восстанавливать в Верхнеленском храм. Теперь я его настоятель. Ты сам из колонии бежал, забрел в наши места, когда я с охотником из села в тайге был. Вот там и встретился со спецназом. Ты меня еще там узнал?

– Узнал! – зло ответил Чичер. – Ты не представляешь, какая для меня это была радость, какая меня злоба взяла! Это надо же – встретиться в тысячах километров от Волги, в тайге, с человеком, которому хочется отомстить больше всего на свете. А тут ты, собственной персоной. Ох, как я тогда жить захотел! Жить, чтобы тебя найти и придушить. Ты ведь тогда мне жизнь спас. Всех пожгли и очередями посекли, а я ужом уполз, потому что очень хотел с тобой встретиться. Если бы не встреча с тобой, лежал бы я сейчас вместе со всеми. Сил у нас уже не было бегать, и отчаяния выше головы. А ты мне как будто сил дал.

– Не я тебя спас, а Господь.

– Опять ты заладил, – устало буркнул Чичер, потерявший остатки сил, произнося такую длинную тираду о своем спасении.

– Увы, – усмехнулся отец Василий, – ты просто еще не понимаешь, что все на этом свете в руках Господа. Ты зло сеял, жил только для себя и за счет несчастий других. Господь не мог такого допустить и послал меня. Вот тут наши дорожки и пересеклись. Но только не для того, чтобы остановить тебя…

Отец Василий не смог договорить, потому что сил у него не было на такую длинную фразу.

– А для чего же еще? – равнодушно спросил Чичер.

– Чтобы спасти тебя.

– Где твоя логика, поп? – хрипло рассмеялся и снова закашлялся Чичер. – Для чего меня спасать? Я же только этого и хотел – спастись, выбраться отсюда, предварительно шлепнув тебя.

– Не о том спасении речь. Не жизнь твою никчемную спасти, а душу. Ты никак не поймешь, что тело – это тлен и прах. Тело – это тюрьма, узилище для души. Душа – вот что главное.

– Бред!

– Бред? – с сомнением спросил отец Василий. – Бред – все, что с тобой случилось за последнее время, когда ты с зоны сбежал. Нет, Женя, это рука и милость Божьи. Это испытания, которые тебе посланы при жизни во искупление грехов. Подумай и содрогнись, сколько крови на твоих руках.

Последняя фраза получилась у отца Василия таким голосом, что Чичера передернуло, и он со страхом посмотрел на священника.

– Убитые охранники, людоедство… Ты помнишь того парнишку, которого, как барашка, вели за собой на убой? Как ты на него смотрел, понимая, что перед тобой человек из плоти и крови, а скоро ты его будешь убивать, отрезать куски еще трепещущей плоти от еще теплого тела и насаживать на палку?

– Заткнись! – заорал Чичер, и его вырвало.

Он долго давился желудочными спазмами и плевался. У него даже не оставалось сил, чтобы материться.

– Проблевался? Хорошо, – с удовлетворением сказал священник. – А убитый солдат, вся вина которого только в том, что он исполнял свой долг и служил государству, которое борется с преступностью? А те твои дружки? Они могли бы отсидеть и выйти на свободу живыми. А их ведь пришлось всех убить, чтобы не пострадали эти пацаны в военной форме. Они ни в чем не виноваты, но им пришлось вас убивать. Страшно убивать, чтобы самим не быть убитыми. Их ведь мало было, Женя, а долг свой они должны были выполнить. И все это из-за тебя, понимаешь, из-за тебя!

Чичер застонал, как раненый зверь, и, схватившись руками за голову, повалился в траву.

– Заткнись, поп! Заткнись, падла проклятая! – рычал он, катаясь по траве. – Я тебя убью! Тебя убью и сам сдохну в этой проклятой тайге!

– Убей, – равнодушно ответил отец Василий, глядя на плывущие над ним облака. – Только это ничего не изменит. Ты можешь еще месяц скитаться, а тебя будут травить как зверя, пока не кончат. Можешь покончить с собой прямо здесь, рядом с моим трупом. Но прежде чем ты умрешь, ты испытаешь такие муки, которые тебе и не снились. Легко ли убить священника, которого Бог послал, чтобы спасти тебя? Легко ли тебе будет сознавать, что у священника есть жена, которая будет биться в истерике над гробом, который нельзя будет открыть, потому что найдут мое тело очень не скоро и будет оно изуродовано тлением и дикими зверями? И сынишка этого священика навсегда останется без отца.

– Ты сам напросился!

– А я и не спорю. Если бы мне пришлось еще раз прожить мою жизнь, то я поступил бы так же, как и сейчас. Только к вере я пришел бы раньше, не потерял двадцать с лишним бесцельных лет. Вера в Господа – это прекрасно, чисто и светло. А служение ему во сто крат прекраснее. Знаешь почему? Потому что это возможность нести свет, доброту и любовь окружающим людям. Даже таким, как ты. Ты даже представить себе не можешь, как мне сейчас хорошо от того, что я тебя спас из болота. Это ведь благодать!

– Ты ненормальный!

Отец Василий засмеялся:

– Как там в армии у нас говорили? Вся рота не в ногу, один ты в ногу! Брось, Евгений. Знаешь, как говорят философы? Не помню точно, но как-то так, что мы чего-то не понимаем не потому, что не в состоянии понять, а потому, что вопрос лежит вне сферы нашего понимания. Так вот и ты судишь о вещах, которые лежат вне сферы твоего понимания.

– Устал я от тебя, Шатун, – вяло и равнодушно ответил Чичер. – Ты даже не представляешь, как мне