Но в этот момент вошел Белдуз. Старая тряпица с давно засохшими пятнами крови была забрызгана новыми свежими следами. Он был явно настроен продолжить разговор о походе всей Степью на Русь.

- Ладно! Это теперь надо-олго… - взглянув на него, поморщился Ороссоба. - После поговорим. Когда из Степи вернешься.

Он взял свою шелковую веревочку и завязал на ней десять узлов… потом, вздохнув: «Степь большая…» - добавил еще десять и сказал Белдузу:

- Вот, отправляю твою живую грамоту в небольшую поездку по Степи! С охраной, конечно. Надеюсь, ты не станешь возражать мне?

Белдуз посмотрел на Славку и только махнул рукой. Ладно. Пусть едет, решил он. Только бы подальше от глаз и ушей главного хана. К тому же, он сейчас сделает так, что пошлет с ним своего, надежного человека. Который будет охранять его лучше всякой стальной цепочки!

Да и до Славки ли было ему сейчас, когда должно начаться важное дело? Может, самое главное во всей его дальнейшей судьбе…

4

- Любава, говоришь? Голубоглазая? Из Осиновки?..

Двадцать дней – много это или мало?

В первый день Славке казалось, что более, чем достаточно, чтобы найти матушку, если только ее не продали в Корсуне или Судаке в заморские страны, и она до сих пор еще мыкается где-то в Степи.

Но прошло пять дней, десять, двенадцать…

И даже неунывающему Славке стало ясно, что двадцать дней для поисков в бескрайней Степи – что капля дождя, упавшая с огромное озеро. За эти дни он и думать, как степняки, научился.

А если серьезно, поймав себя на этом, вздохнул он, то тут, пожалуй, и года бы не хватило…

Он покосился на едущего рядом с ним молчаливого половца и нахмурился. Белдуз приставил к нему такого воина, от которого никак и нигде нельзя было отвязаться. Самое неприятное, что этот охранник отличался удивительным немногословием. За все время, что они провели в пути, он произнес едва ли с десяток слов.

Зато слышал и видел все.

И не упускал ничего, чтобы потом доложить Белдузу, который предупредил, что он головой отвечает, если Славко сбежит или с ним что-то случится. «Ос-собенно, если с-сбежит!» – добавил хан, и половец берег свою голову, не только старательно прикрывая ее шапкой в полдень от палящего солнца. Но и везде и всюду постоянно следя за своим подопечным.

Славко сразу прозвал его своей тенью. Даже когда тот спал, и то, кажется, не упускал его из виду. Ну, а стоило только Славке куда-нибудь отъехать, то не проходило и минуты, как этот половец, словно из-под земли, вырастал перед ним.

Так они и ехали вдвоем, молча, ни о чем не разговаривая.

Зима в Степи кончилась как-то разом, будто ее и не было вовсе. Как-то вдруг, быстро и сильно пригрело солнце. И хотя снег продолжал лежать по оврагам, и ночью грязь становилась хрустящей, зазвенели жаворонки, повылезали из нор суслики и закружились, радуясь первому теплу, беспечные бабочки.

В шубе, шапке и сапогах Славке стало нестерпимо жарко. И он, без особого сожаления, обменял их у одного из местных купцов на куда более дешевую, но добротную половецкую одежду. Славко просил что-нибудь русское, хотя бы на голову – уж очень не нравился ему чудной, хоть и красивый, колпак. Но торговец с сожалением поцокал языком и развел руками.

- Нет хороший русский одежда для такой достойный отрок! – нещадно коверкая русскую речь, ответил он. – Была – и боярская, и княжеская! Но теперь нет. Всю, что скупил у ханов, еще зимой, быстро-быстро продал! Говорят, - приблизив лицо, доверительно шепнул он, - скоро ее будет много, очень много! Значит, та, что у меня был, совсем бы упал в цене! Ты – сын купца, я купец. Друг друга понимаем, да? Зачем мне тогда будет терпеть убытки?

Славко поправил колпак на голове и поехал дальше.