Р а т и б о р
(окончательно убеждаясь)
И речью можно приравнять к своим!
Мономах
(с сочувствием пленнику)
Да, вижу, нелегка была дорога!
Переяславльский? Мой? От половца беглец?
Б е г л е ц
(путаясь в словах)
Нет, то есть да... Беглец! Но, ради Бога!
Дайте воды! Иначе мне конец...
Ратибор зачерпывает ковшом из кадки воду и подает его пленнику. Тот с жадностью припадает к нему.
Мономах
(беглецу — дождавшись, пока он напьется)
Ну, говори! Зачем тебе я нужен?
(затем — Ратибору)
А ты потом скажи, да и проверь,
Чтоб дали ему, что надеть и ужин...
Р а т и б о р
(с усмешкой кивая на окно)
Какой там ужин — завтрак уж теперь!
Б е г л е ц
(кланяясь, вздрагивает, как от резкой боли)
Великий князь...
Мономах
(строго)
Пока что не великий!
Б е г л е ц
(виновато прикладывая руки к груди и болезненно морщась)
Прости раба за это, не губя!
Что мог я знать в Степи: забитый, дикий...
Так величают половцы тебя!
Я шел сказать — эти степные тати
Идут сюда на мирный договор.
