- Ой! – радостно всплеснула руками женщина. – Да ради этого я не то, что бежать –птицей лететь готова!

            Бросив печь, она, не накидывая полушубка, выскочила из поруба.

3

- Отче! – звеня цепями, рванулся Илья навстречу игумену.

            Секунды казались князю Илье часами.

            Игумена все не было. Он стал неотрывно глядеть на икону и, как было давным-давно, когда с отцом и дедом они после говения ходили в церковь на исповедь и причастие, стал припоминать свои грехи. Их было столько, что он даже испугался, что забудет большую часть из них, когда придет игумен. А того все не было и не было… Как будто сам Господь давал ему возможность вспомнить все свои грехи.

            Наконец, со словами: «Идет!» - вбежала женщина и тут же исчезла опять…

            Зато в порубе появился тот, кого уже отчаялся ждать пленник. С крестом и… как сразу со вздохом облегчения заметил Илья, с мешочком на груди – в котором находилась Дарохранительница…

            - Отче! – звеня цепями, рванулся навстречу к нему Илья.

            - Вижу, все вижу и… радуюсь! - ответствовал ему тот и, глазами приказав охраннику оставить поруб, дабы не мешал таинству, неспешно подошел к пленнику.

            Все дальнейшее для князя Ильи происходило, словно в каком-то тумане. Главное для него было не забыть ни одного греха, который навсегда мог встать между ним и Богом. Еще он боялся, что игумен устанет и скажет: «Все, достаточно, хватит!» или, того еще хуже «Изыди от меня, разве такое прощается?!» Но тот терпеливо молчал, то ли качая, то ли кивая своей большой лохматой головой. И исповедь продолжалась…

            Охранник мерз с внешней стражей за закрытой дверью поруба уже час, второй… На смену ему пришел первый охранник, а князь Илья все перечислял и перечислял все те злые дела, которые успел натворить за свои неполных двадцать лет…

            Выслушав пленника до конца, игумен выждал еще немного, затем поднял над его головой епитрахиль, но тут же опустил ее и уточнил, а всех ли людей на земле простил князь Илья.

            - Да! – кивнул ему тот.

            - Даже… князя Бориса Давыдовича? – с небольшим сомнением в голосе уточнил игумен.

            - Да, да! – искренне прощая предавшего его самого и едва не оскорбившего его невесту человека ради того, чтобы Господь отпустил и ему все то зло, которое он только что перечислил, - убежденно повторил пленник. – Он ведь и сам не ведает, что творит!

            - Тогда преклони свою голову перед Богом.

            Стоявший на коленях князь Илья, покорно выполнив повеление игумена, замер в томительном ожидании…

            На этот раз несколько секунд показались ему уже вечностью.

            Наконец, на голову долгожданно легла епитрахиль, и послышались знакомые с детства, но на этот раз вызвавшие у него невольные рыдания, слова:

            - Прощаются и отпускаются…

            После исповеди игумен причастил князя Илью и каким-то незнакомым, прерывающимся голосом сказал:

            - Много мне довелось исповедывать за свою жизнь людей. Но лишь сегодня я первый раз вдруг почувствовал, что даже ад содрогнулся от услышанного и возопил от того, что не смог удержать уже, казалось бы, ставшую его собственностью жертву, а весь рай наоборот возликовал от того, что Господь простил такого кающегося грешника, как ты!

            Князь Илья взглянул на игумена и увидел, что глаза того так переполнены слезами, что они давно уже катятся по щекам, запутываясь в густой бороде и сияя там яркими, в свете свечи бриллиантами…

            И только тут понял, почему прерывался у него голос…

            Бережно придерживая