Половчанин срезал саблей

Мое счастье навсегда.

            Женщина немного помолчала, словно глотая вместе со слезами свое горе, и опять запела:

Ах, ты осень, темны ночки,

Слезы звездные не трать:

Вырастут за зиму дочки,

И начнется все опять!

Коси коса, пока роса,

Пока трава зеленая.

Терпи, краса, пока коса

Твоя не расплетенная!

            Князь Илья, не выдержав, резко повернулся и хрипло спросил:

            - Что… и тут тоже я виноват?…

            - Нет! – медленно покачала головой женщина. – Ты же ведь сам слышал – половцы…

            - Но ведь и я приводил их на Русь! – пленник, забывшись, стукнул себя обожженной рукой в грудь и, застонав от боли, услышал:

            - Не кори себя понапрасну. Тех привел с собой совсем другой князь. Добрый, хороший. Он пытался остановить поганых, не дать им совершить насилие в нашей веси. Но они кричали: «Мы умираем за Русь, но полон – наша добыча!» Муж мой вступился за меня, и они его – саблями, саблями…

            Обхватив лицо ладонями, женщина выскочила из поруба.

            - Баба! – с пренебрежением махнул ей рукой вслед охранник. – Чего с них взять? Ты бы все-таки хоть немного поспал, князь. Силы-то тебе еще могут понадобиться!

            Князь Илья понимающе кивнул, но чем крепче он закрывал глаза, тем все дальше и дальше убегал от него сон. А вместо него наоборот слышались боевые крики… ржание коней… звон оружия… свист стрел… клятвенные братские обещания и проклятья обманутых им людей… Виделся дым, огонь… И вереницы, вереницы уводимых в полон людей: женщин, детей, мужчин… Ему даже вдруг на миг показалось, что он вспомнил лицо нынешнего холопа, тогда еще полнолицего, румяного ремесленника из богатой веси. Или то только пригрезилось?

            Чем дольше вспоминал он все это, тем горше становилось ему. И уже не столько рука, столько душа разрывалась от боли. За себя и за то, что он сделал другим.

            Одно было у него оправдание. Единственное, но неоспоримое. Все, что он делал – творили почти все другие князья. И Ярослав Мудрый, и Всеслав Брячиславович, и Святополк Изяславович, и Юрий Долгорукий, не говоря уже о Борисе Давыдовиче и ему подобных…… Даже Мстислав Храбрый, как ни был любим народом, а тоже имел темное пятно на своем, казалось бы, безупречном щите: хаживал в сводном войске Андрея Суздальского на Новгород, где стрелой был пронзен выставленный защитниками крепости лик Пресвятой Богородицы, чей гнев навел на огромную рать неведомый страх и заставил ее в беспорядке бежать…

            Успокоенный этим, князь Илья начал уже засыпать, как дверь поруба вдруг распахнулась, внося клубы морозного пара. Огонь свечи беспорядочно заметался, словно ища, где укрыться. Пленник поднял голову, и увидел, что в поруб вошли два старших дружинника. Следом за ними появился кузнец. Он сбил оковы князя Ильи с бронзового кольца, и один из дружинников кратко сказал пленнику:

            -Идем!

            - Куда? – не понял князь Илья и услышал в ответ нетерпеливое:

            - Поторапливайся! Там увидишь!..

3

- Так то же князья! – снова повторил князь Мстислав.

            Князь Илья вышел из поруба и с непривычки закашлялся от крепкого морозного воздуха. Да, и правда, видать, стало удаляться солнце от тяжких людских грехов…

            Осмотревшись, он увидел, что плахи во дворе нигде не было видно. Значит, вывели его не на казнь.