законы, объедки, препарированная кошка. учебники становятся основами. будничные вещи (речь, слух, цвет, твёрдость, газообразность, свет и т. д.) с точки зрения науки, глаз смотрит сквозь микроскоп.
5) физические законы можно отменить в любой момент. подсознательная реальность.
6) отвратительное становится прекрасным (унитаз, грязь, экскременты, секреты, кровь, слюна, сперма).
намеренный китч. черновой текст для контраста. намеренные банальности, пародии, подобия рекламы.
7) трудно определиться. сокращение до пустого листа. словесный узор на бумаге. стихи как орнамент.
8) вместо психологии и действия: речь и наблюдение. значение отдельного слова. разоблачение пустых фраз.
9) неважное приобретает значимость. жизнь становится искусством. искусство вливается в жизнь. цитаты, сноски, научный стиль, даже если и с иронией. короткие инструкции etc.
10) техника немого кино. подобранные, с повышенной скоростью сменяющие друг друга сжатые события. интерес к деталям (влияние детективных романов). ты читатель становишься объектов обращённых на тебя шуток. тебя обругают. обведут вокруг пальца. удовольствием быть обведённым вокруг пальца (детектив).
11) диалект, разговорный язык, региональные наречия, слэнг.
12) изменённый мир сумасшествия. шизофрения.
а) необъяснимое влечение ко злу охватывает меня и наполняет издевательской радостью. я воображаю, что я — насекомое ростом с человека, огромный экземпляр, сумасшедший клоп. охваченный этим сознанием, я иду на центральное кладбище с намерением украсть с могил свежие цветы и продать их на углу. у меня возникла эта мысль совершенно случайно, я даже не принял ещё однозначного решения: привести ли план в исполнение. я прогуливаюсь между могил в своём слишком длинном чёрном пальто, сажусь на опрокинутый камень и наблюдаю за сонным ходом вещей. внезапно я вспоминаю, что я клоп, чувствую головокружение и замечаю, что начинаю бояться чего–то неопределённого, что с минуты на минуту должно произойти. кладбищенские стены кажутся огромными глыбами, пронзающими воздух и грозящими коварно поймать и заключить меня в себе! я встаю, неприметно пробираюсь между посетителями и в надёжный момент покидаю церковный двор. как трусливо и недостойно я себя повёл! недостойно и трусливо! я широко шагаю прочь и вижу, как вдалеке жирная беременная женщина осыпает ударами ребёнка — вне себя от злости на него. да–да, мадам, продолжайте, совершенно с вами согласен! я тороплюсь подойти поближе, чтобы лучше видеть продолжение сцены, и оказываюсь совсем рядом. я наблюдаю, как беременная до изнеможения бьёт странноватое уродливое маленькое существо, но тут меня без предупреждения сталкивают с тротуара — чтобы я пошёл к чёрту!
б) полдень. я прогуливаюсь в парке, нахожу старую газету и наклоняюсь её поднять. я с увлечением читаю страницу за страницей, словно стремясь найти зашифрованное послание. но я не могу отсортировать ни одной ясной мысли. всё в голове вращается, вращается, буквы как абстрактный орнамент из ножек без тельца, бегущих по страницам, прыгающим в воздух и растворяющихся в нём, сама бумага, огромный засушенный мотылёк, моё я, моё сознание, листья, облетающие с деревьев, человеческие существа в чёрных одеждах… не в них ли превращаются разложившиеся в воздухе буквы? может быть, они — это воплощённые восклицательные знаки, цифры, вышагивающий алфавит? — я вскакиваю со скамейки, на которой расположился, блуждаю в парке и решаю продать газету.
в) я успел уже выйти из парка, пройти мимо кафе колумбия и оказаться снова перед аптекой am eisernen tor[46] перед ней стоит близорукий старик, держа в руках шляпу, снятую, чтобы её поля не мешали приблизить глаза вплотную к витрине. я вхожу в аптеку и спрашиваю термометр. это решение загадочно и беспричинно связано с этим читающим человеком, как будто он находится в неразрывной связи с самим понятием термометр и наводит на соответственные мысли каждого прохожего.
г) на стену падает тонкая, яркая полоска света сквозь щель между штор. когда шторы колышет ветер, полоска расширяется, сужается, пропадает: это единственное, что наполняет мою комнату движением и жизнью. один волосок слетает с моей головы на пол, летит у меня перед глазами, приземляется на ковёр. взволнованно встаю я с кресла и подхожу к окну. расстояние до улицы, лежащей двумя этажами ниже, представляется мне столь незначительным, что я впадаю в соблазн шагнуть наружу. я знаю, что там слишком высоко, но чувствую себя (в результате оптического обмана?) в состоянии сделать шаг без риска для себя. может быть, это один из симптомов моей болезни? я выдвигаю ящик и принимаю одну дозу аспирина, наполняя чашку и выпивая до дна до тех пор, пока не исчезает последняя крупинка (чтобы быть уверенным, что я принял полный квант). я сразу же гротескным образом успокаиваюсь. я сажусь обратно и очень рад мысли, что я насекомое. я паразит, насосавшийся человеческой крови и сонно сидящий на фантастически обширной обивке огромного кресла… или паук, сыто дремлющий в паутине, сытый и полный довольства своими фривольными наслаждениями.
я выскребаю мои собственные шедевры из интровертивной[47] головы!
я, соглядатай, муха цеце, откладывающая мысли, хожу, жёлтая, в столе по стрелке часов. синяя ступня катается потикивая вдоль волос. сейчас же раздаётся грохот из оптических стёкол и мелодично разрушает карусель. взрывается лошадь. человек внезапно превращается в бегущую ворону. я сам остаюсь невредим: моё брюшко — зелёный зонт, а голова — плошка молока. в зрачке я ношу циферблат. все люди с развевающимися шарфиками вбегают в дома. синяя вода струится из–под крышек часов. с умирающих деревьев опадают синие ногти. я плюю себе в губы сигарету. я смотрю на невероятных андроидов. какие замечательные импровизации моих механизмов восприятия! жёлтая бумага, заляпанная липкими взглядами, читавшими её. продавцы кишок с содрогающимися полями шляп, посаженных ровно посередине между плечами. замечательное убранство! из водопроводных кранов бьёт прозрачный воздух. мои серые
