— Да, в какой-то степени…

— Ну вот. Поэтому я пригласила его к себе. А поговорив, просто влюбилась, форменным образом влюбилась. Оказывается, он юрист, как и вы.

Пластов улыбнулся:

— Юрист. Скажите, он хоть подрос? Я действительно его давно не видел.

— Бог с вами, ему все-таки под тридцать, куда ж расти? И так вымахал, как колокольня…

— А выглядит как?

— Прекрасно. Простите, я вас заболтала?

— Ничего, ничего.

— Мы с ним очень мило поговорили о житье-бытье. Несмотря на молодость, у него очень здравые суждения, очень… Впрочем, идите. Думаю, обед еще не остыл, я его накрыла.

Войдя в квартиру и машинально принявшись за обед, Пластов с досадой поморщился: этому Евгению было что-то от него очень нужно, но что? Попытался соединить впечатления от встречи на Съезженской и объяснений видевшего двух вечерних визитеров Хржановича до только что услышанного рассказа о «троюродном брате». Получалось, за ним следит, а сейчас просто-напросто охотится один и тот же человек: высокий, около тридцати лет, опытный, хорошо владеющий собой, имеющий, как минимум, одного сообщника. Похоже, этого человека наняли те же, кто убрал Ермилова. Непонятно только, что ему нужно: расправиться с ним? Но он давно уже мог бы это сделать…

Пластов еще не закончил обед, как пришел Хржанович. Возбужденный, принялся ходить по кухне, потирая руки. Остановился:

— Я был в «Петербургском вестнике». Там секретарь крикнул: «Эй, Коршакеев делает для нас что- нибудь? Нет? Точно?» Из соседней комнаты крикнули: «Точно!» Секретарь развел руками, буркнул: «Вы что-то ошиблись». Но как я накрыл «Биржевые ведомости»! Как накрыл! Меня как будто осенило, вдохновение нашло. Я вхожу и тихим таким голосом: «Я от Коршакеева… Он просил передать, что материал о Глебове задерживается…» Секретарь сразу бросил писать, оглянулся: «От Коршакеева?» — «Да, от Коршакеева». Смотрит в упор: «А что случилось?» Я: «Не знаю, просто Коршакеев просил передать, что материал задерживается». Помедлил, стал грызть ручку, бросил: «Подождите, не уходите без меня». Ушел, не был минут пять, наконец вернулся: «Скажите, шеф просил Константина Петровича сегодня же позвонить обязательно! Поняли? Обязательно!» Хорошо, говорю, скажу — и ушел.

— Молодец… Значит, этот мерзавец связан с «Биржевыми»… Ешь, я уже пообедал.

— С «Биржевыми»… — Хржанович принялся за суп, кивнул: — А знаете, кто финансирует «Биржевые»?

— Насколько мне не изменяет память, несколько банков.

— Да, но главным образом мюллеровский банк, а это дочернее отделение банка Штюрмера. То есть, вы понимаете, это газета Распутина, а? И иже с ним.

Это тоже никого не удивившая новость, подумал Пластов. Ясно, никакая разведка не пошла бы на столь развернутую акцию без надлежащей и достаточно надежной поддержки в верхах. Конечной же точкой такой поддержки здесь, в России, мог быть только один человек — Распутин. Мюллеровский банк. Деньги переведены Трояновскому за отказ от защиты именно этим банком. Может быть, отсюда же черпал и Коршакеев, может быть, и кто-то еще. Но без официального документа он ничего не добьется, одних цифр мало.

На этот раз Пластов вошел в полицейский участок не скрываясь. Разыскав следователя по особо важным делам статского советника Кухмистрова и войдя в его кабинет, положил на стол визитную карточку. Сидящий за столом хозяин кабинета, средних лет, костистый, крупного сложения, с острым лицом и пшеничными, находящими на гладко выбритый подбородок бакенбардами, кивнул: — Прошу, господин Пластов, рад познакомиться.

Пока все предполагаемые участники заговора, неуловимым образом складывающегося против Глебова, оставались неуязвимыми, Пластов не мог бы предъявить никаких конкретных обвинений ни Трояновскому, ни Защипину, ни Коршакееву. Именно поэтому он сейчас понимал: важно выяснить, может ли входить в этот заговор Кухмистров; если да — ему впору отказываться от защиты. Встретился с взглядом колючих, но внимательных серых глаз: по первому впечатлению ничего, что говорило бы о предвзятости или нерасположении. Голос спокойный, профессионально уверенный, но не надменный; в поведении чувствуется готовность к разговору.

— Как я понимаю, вы адвокат, защищающий интересы фирмы «Н. Н. Глебов и К°»?

— Совершенно верно. Ваше высокородие, не буду отнимать у вас время. Думаю, вам, как и мне, хорошо известны обстоятельства дела.

Глаза Кухмисгрова сузились без всякой неприязни: — Вполне возможно, господин Пластов. Так как я не ждал вашего визита, признаюсь: говорить на эту тему пока не готов, но могу дать объяснения, если вас что-то интересует.

— Понимаю, ваше высокородие. Напротив, я, если у вас возникнут какие-то вопросы, готов ответить на любой из них.

— Я жду ваших, господин Пластов.

— Хочу прибегнуть к любезности следствия и выяснить одно: степень вины сторожившего в ту ночь завод сторожа. Кажется, его фамилия Желдин?

Кухмистров посмотрел довольно сухо:

— Да, господин Пластов, совершенно верно, Желдин. Вам никто не будет препятствовать в выяснении степени вины любого человека, но вы обязаны знать как адвокат: до окончания разбирательства материалы следствия принадлежат только следствию. Таков закон.

— Я это прекрасно знаю, ваше высокородие, но мне известно, что Желдин арестован, и я хотел бы получить с ним свидание. Думаю, не нужно обосновывать причины просьбы — они ясны.

Это точный удар. По его расчетам, новый сторож мог быть лишь подставным лицом, не посвященным в общий план, не более. Если Глебову предъявят обвинение как инициатору поджога, для заговорщиков сторож будет наиболее вероятной кандидатурой на роль непосредственного исполнителя. Значит, он ничего не должен знать, иначе в ходе следствия или на суде может выдать остальных участников. Если же допустить, что Кухмистров входит в заговор, то он постарается не дать ему свидания со сторожем, чтобы не позволить выяснить эти тонкости. То же самое, конечно, могло случиться и при беспристрастном следствии, для отказа в свидании есть все основания, но на это у Пластова был свой взгляд. Было еще одно: отказ в свидании с Желдиным можно использовать в дальнейшем как козырь в защите и повод для отвода. По взгляду Кухмистрова — тот все отлично понял.

— Господин Пластов, вы сами понимаете. Я всерьез озабочен полнейшим выяснением обстоятельств дела. Как юрист, вы должны понять: мне крайне важно, чтобы на показания Желдина никто не влиял. Поэтому вынужден отказать в этом свидании, согласитесь, может быть, даже в интересах фирмы «Н. Н. Глебов».

Теперь для Пластова было ясно: Кухмистрову совершенно неважно, как отнесется к его отказу Пластов, он считает или хочет считать Желдина одним из виновников пожара и намерен это доказать; все остальное его мало волнует. Может быть, этот опытный чиновник и не замешан в заговоре прямо, но это и не суть важно. Вполне достаточно, что сам Пластов сейчас понял: кто-то дал Кухмистрову понять, в каком направлении следует вести дело. Иначе бы следователь с таким опытом обязательно попытался выяснить истинную роль Желдина. Встретив невозмутимый взгляд Кухмистрова, Пластов улыбнулся:

— Сомневаюсь, чтобы отказ адвокату в свидании с работниками фирмы был в интересах этой фирмы. Но что поделать. Мне было важно понять отношение Желдина к случившемуся, к сожалению, своим отказом вы помешали мне это сделать.

— Надеюсь, господин Пластов, мотивы вы понимаете.

— Да, безусловно, мотивы, но не отказ.