— Только бы они не возвращались подольше, пока мы все не сообразим как вести себя дальше. Полет, — снова попробовал произнести он, — Мишель, я здесь, оторвитесь от картины как это сделал я. Представьте себя в полете!

Но картина оставалась неизменной. Только легкое движение дымчатого газа в контурах немного был заметно.

— Если конечно не придумано, — подумал Пьер.

Он пролетел над комнатой и остановился у портрета Екатерины. — Мадлен! — закричал он, ты там? Ему стало очень жаль мать, он представил ее растерянность, ее страх, ее вопли, которые возможно она сейчас посылала ему. Да нет, не ему, а в пустоту. Ведь вполне вероятно она не видела его.

Он протянул ей руку и порхнул своей по нарисованному месту ее руки. Странно. Он почувствовал, что-то слабо— клейкое, как иногда приклеивается к вам перышко и его невозможно оторвать, хоть и невозможно почувствовать тяжесть от него. Пьер попробовал оттянуть руку от рамки, стараясь вытащить то, что приклеилось к нему.

— Ах! — услышал он, опять меня дергают, — вслед за его телом по комнате отрываясь от картины Екатерины высвободилась ее фигура.

— Мама? — обрадовался Пьер.

— Нет мой друг, я не ваша мать. Я Императрица! Екатерина великая! А ваша матушка, уже давно отобрала у меня свое тело. Она, кажется, пошла почивать в свою комнату.

— Так вы можете говорить, — удивился Пьер, — и слышать.

— Да я голубчик и сама не пойму. Триста лет стояла и смотрела на один и тот же зал, благо иногда картину переносили, и тогда, как говорится пейзаж менялся. А как завидно было смотреть на эти счастливые приведения, которые могли летать по залам и шутить! Но все как в тумане, как во сне. Видела, но не понимала. А как граф меня в тело вашей матушки втиснул, так я все и вспомнила, и все прочувствовала. И благодаря этому обнаружила такую возможность, удрать с портрета, а когда меня на него снова насильно вернули я и загоревала. Все не могла понять, как мне сделать это самой. Тут вы Батюшка и помогли. Спасибо.

— Но каким образом мы с вами общаемся?

Да таким батюшка. Я ведь в своей жизни много науками занималась, и представление о строении пространства имею. Мы же с вами сейчас люди одного мира, поэтому и понимаем друг друга. Войди сюда граф, не знаю, поймем ли мы его речь. Ведь и матушка ваша и он, трехмерные.

— Подождите, так я могу и своих с картины вытащить, — воскликнул Пьер.

— Можете батюшка, можете, — махнула Екатерина рукой.

Пьер подлетел к картине и протянул свою руку к одной даме, а вторую к другой. Он потянул прилипшие к нему пушинки их рук и постепенно увидел, как он легким прозрачным облачком отделились от нее.

— Спасибо тебе, мой дорогой, спасибо, запричитали они, с ужасом оглядываясь на картину, на которой теперь красовались только Алекс и Лорен. А то уж мы как задыхаться начали. Так неприятно, когда все понимаешь, а сделать ничего не можешь!

— Я рад, что вытащил вас, и мы снова вместе. Но это полдела! Не пугайтесь, но пока у нас нет наших тел мы простые приведения! — воскликнул Пьер.

— А где Мадлен? — воскликнули дамы, оглядев себя и остальных. Ее ты вытащил с картины?

— С ней все в порядке. Она, как сказала мне императрица, в своей комнате. И осталась тем, кем была.

— Какая еще императрица? — удивились дамы.

— Знакомьтесь, Екатерина великая, русская царица, — сказал Пьер, представляя Екатерину.

— О! — воскликнули дамы, плавно спустившись вниз, — настоящая царица! А понятно, вы с того портрета, он тоже пуст. Алекс не врал. Мы стали на место нарисованных фигур, а они вошли в наши тела. Чудеса!

— Чудеса то чудеса, но что с нами будет дальше. Вся веселая компания ушла, и если вы слышали, Алекс пообещал вернуться через неделю.

— Так пойдем скорей к Мадлен! — воскликнули дамы.

— А если она нас не увидит, ведь она, как и раньше человек, а мы, лишь часть его. Бесплотные существа. Она еще и помрет со страху, увидев нас над ее кроватью. Я не знаю, стоит ли это делать, — неуверенно сказал Пьер.

— Но мы же не можем все время быть в таком состоянии. Я хочу в свое тело! — воскликнули они разом.

— А кто не хочет? — спросила их императрица. — Хотя мое уже истлело, с тоской в голосе сказала она, — и теперь я могу быть только духом с картины. Но, и то хлеб! Это лучше, чем столетиями стоять в одной позе, ничего не делая. А к тому же, граф обещал мне повторение воплощения, если я раскаюсь в том, что в свое время осмеяла его. Но сколько ждать…. А давайте к Мадлен проникну я. Она только что была мною, и возможно не так испугается. Примет это за сон, — предложила Екатерина.

— Так мосье Алекс граф? — спросила Мишель.

— Ну конечно! Это же граф Алессандро Калиостро! Мне— то он был знаком прекрасно! — воскликнула Екатерина. И я его узнала сразу, хоть и долго не видела.

— Калиостро?! Так вот почему он так много о нем говорил. Понятно! — проговорил Пьер. Хорошо, мадам Екатерина, идите, только действуйте осторожнее, — попросил Пьер. Не очень пугайте Мадлен. Второго трупа нам не надо!

— Вы не очень вежливы, — грустно сказала Екатерина. В моем положении и вы со временем, будете, так что не нужно оскорблений. Это моя беда и такая же ваша в будущем. Все туда придем! А потом, у вас ведь нет выхода. Если я смогу с ней поговорить, то мы сможем, при помощи нее заманить всех сюда, а дальше уж вы постарайтесь. Тело то ваше, и вас оно примет гораздо проще и охотнее, чем души с картин.

— Но каков ваш план?

— Я батюшка мой слишком долго жила во дворцах не в пример вам, и как делались интриги, много слышала, и прочувствовала на самой себе. Так что слушайте.

Мадлен спустится в парк и присоединится к прогуливающимся парам. Она сделает вид, что ничего не понимает, и скажет, что в гостиной c картин исчезли все изображения. Граф забеспокоится, вернется, с ним и все остальные, ведь для них это тоже имеет интерес, ведь картины, это пока что их образ существования. Они удивятся, расстроятся, заволнуются! Тут вы и попытайтесь выгнать их из своих вместилищ. Или уговорите графа, если не получится вернуть себе прежний вид без его помощи, что конечно более вероятно. Наобещайте кучу, напритворяйтесь, разжалобите, наврите в конце — концов.

— Легко сказать, напритворяйтесь! — возразила Мишель. И что соврать, и как разжалобить? Постойте. Если задуматься, то вечно они в нашем теле быть не смогут. Как они жить то будут? Долго притворяться нами они не смогут. Значит, все скоро кончится. А тогда, не побыть ли нам в этом виде еще некоторое время? — пошутила Мишель.

— Ты как хочешь, я не могу ждать ни секунды, у меня все внутри щекочет, не хочу быть приведением. Я хочу в свое тело. Я боюсь потерять его, — завопила Полет.

— Если бы не страх остаться здесь навсегда, я бы полетала еще, — сказала Мишель. А потом интересно сможем мы кого-нибудь напугать. Ведь мы приведения. Я бы поиздевалась над мадам администратором, — захохотала Мишель, и звуки ее смеха раздались эхом по залу.

— А я пощекотал бы Алекса, — сжал кулаки Пьер. Или даже придушил бы его!

— Не надо! На всякий случай его нужно оставить. Пригодиться, — засмеялась таким же хохотом Екатерина. А если честно, то не связывайтесь! Силен и хитер! Лучше начнем с моего плана. За мной, — сказала Екатерина и направилась легким облачком в комнату Мадлен.