Партизаны, слѣдовавшіе въ арріергардѣ, возбужденные сегодняшней двойной побѣдой, чувствуя себя героями дня, забросивъ ружья за плечи, вольнымъ шагомъ шли въ длинной колоннѣ по мягкой, слегка пыльной дорогѣ, извивавшейся по косогору надъ рѣчушкой.
Они дѣлились впечатлѣніями и особенно много толковали и сожалѣли о потерѣ въ сегодняшнемъ бою одного ротнаго командира — храбраго штабсъ-капитана Капельки.
Отсюда, съ высокаго бугра, передъ ихъ глазами открывалась картина шествія длинной, прерывистой вереницы обоза по извивавшейся, какъ громадная сѣрая змѣя, дорогѣ, начало котораго терялось гдѣ-то далеко, за несколько верстъ впереди.
Пѣсенники вышли въ голову колонны.
Запѣвало — прапорщикъ Нефедовъ, широкоплечій и могучій, съ черными, вьющимися волосами надъ загорѣлымъ, энергичнымъ лицомъ, съ сѣрыми, огневыми глазами, завелъ любимую партизанами казачью пѣсню:
Онъ молодецки встряхнулъ плечами, быстро вскинулъ на высоту головы свои руки съ разжатыми пальцами и столь же быстро бросилъ ихъ ладонями внизъ.
Хоръ грянулъ:
Подголосокъ — молоденькій, круглолицый, съ смѣющимися сѣрыми глазами юнкеръ Кастрюковъ вдругъ сталъ задумчивымъ и серьезнымъ и своимъ свѣжимъ, нѣжнымъ, какъ дыханіе весны, ласкающимъ теноромъ покрылъ весь хоръ.
И казалось, что его чарующій и хватающій за душу голосъ, будящій какія-то невѣдомыя, тонкія, сердечныя струнки, сразу оторвался отъ хора своихъ товарищей, какъ стрѣла, вспорхнулъ далеко- далеко ввысь и тамъ парилъ и кружилъ надъ ними, какъ паритъ и кружитъ, дѣлая несравненной красоты извороты и головоломныя петли, сверкающій на солнцѣ въ поднебесье своими крылами, бѣлый голубь, а внизу подъ нимъ дружно и плавно, но неизмѣнно на него равняясь, все впередъ и впередъ несется разномастная стая его товарищей и товарокъ...
И всѣмъ отъ этого пѣнія было и свѣтло, и легко, и радостно, и грустно, у всѣхъ всплывали въ воспоминаніи и стройной чередою проносились мечты, и образы, и цѣлыя картины.
Юрочка, отъ природы музыкальный, обладавшій прекраснымъ баритономъ, любилъ пѣть въ хору.
И теперь, увлеченный пѣніемъ, онъ весь отдался мечтамъ, навѣваемымъ словами пѣсни и припѣва.
Въ воображеніи его рисовалась грозная фигура атамана, богатыря-красавца, удалой головы.
Онъ представлялся ему въ образѣ есаула Власова, на дняхъ на его глазахъ убитаго подъ Выселками.
Юрочка не разъ любовался его исполинскимъ ростомъ, его совершенной фигурой, его матово- блѣднымъ, серьезнымъ лицомъ красавца, съ тонкими, черными, вьющимися усами, съ его властнымъ взглядомъ карихъ глазъ.
Жизнь Юрочки была такъ непосильно тяжка, что иногда о смерти онъ мечталъ, какъ о желанной избавительницѣ отъ всякихъ страданій и мукъ и думалъ, что за такимъ храбрее-цомъ, какъ Власовъ, онъ, не задумываясь, пошелъ бы въ пасть смерти.
И снова грянулъ хоръ, исполняя припѣвъ, и снова подголосокъ-весна зачаровывалъ слухъ и сладко, и больно заставлялъ трепетать сердца.
Вдругъ откуда-то издалека спереди до слуха пѣвцовъ донесся взрывъ торжествующаго многоголосаго ура.
Ближе и ближе...
Звуки росли. Радостные крики перекидывались по вереницамъ повозокъ и по рядамъ пѣшихъ и конныхъ группъ, вспыхивая, какъ огни и разгораясь въ цѣлое пламя.
Скоро они слились въ одинъ облегчительный, протяжный возгласъ.
Пѣсня разомъ на полусловѣ оборвалась, точно ее обрубили.
Взоры всѣхъ съ недоумѣніемъ и пожирающимъ вниманіемъ устремились впередъ.
По косогорью имъ навстрѣчу скакалъ какой-то всадникъ.
Онъ былъ еще такъ далеко, что казался несущейся къ нимъ большой мухой.
Онъ быстро приближался.
Уже видно было, какъ онъ махалъ мохнатой темной папахой и что-то кричалъ.
И гдѣ онъ проскакивалъ, тамъ подхватывалось новое, неистовое, духъ захватывающее ура.
Всѣ предчувствовали какую-то больщую радость, всѣ готовились услышать какое-то важное, счастливое извѣстіе, всѣ терялись въ догадкахъ.
И всѣ ревнивыми глазами нетерпѣливо слѣдили за приближающимся и вырастающимъ всадникомъ.
Совсѣмъ недалеко, отъ ближнихъ переднихъ повозокъ, вспыхнули новые, пододвинув-шіеся, ликующіе клики.
И передъ глазами партизанъ на бугрѣ выросъ скачущій на взмыленной гнѣдой, ставшей отъ пота почти черной, лошади, низко пригнувшійся къ передней лукѣ всадникъ. Полы его сѣраго полушубка широко развѣвались по вѣтру, темно-малиновый башлыкъ болтался за спиной.
Круглое, безбородое, съ короткими усами, лицо его было багрово-красно отъ скачки, напряженія и радости.
— Кубанская армія генерала Эрдели сейчасъ соединилась съ нами! — зычнымъ, уже осипшимъ отъ крика, голосомъ грянулъ онъ.
Радость и счастіе какой-то огромной горой надвинулось и сразу всей своей тяжестью навалилось на измученныхъ, во все хорошее извѣрившихся партизанъ.
Духъ захватило въ гортани.
И вдругъ, точно по командѣ, изъ всѣхъ изнывшихъ въ безпрерывныхъ страданіяхъ
