Раздался приглушенный звон – это хвост чалдерианина ударил по баллонам с воздухом на скафандре Ча Трат. От удара она завертелась на месте. Землянин вытянул руку, схватил Ча Трат за конечность ближе к талии и удержал. Пациент уплыл в темный угол и оттуда смотрел на них.
– Вы не ушиблись? – спросил О'Мара, отпуская руку соммарадванки. – Скафандр цел?
– Да, – ответила Ча Трат и добавила: – Он сразу уплыл. Думаю, он ударил меня случайно.
Землянин помолчал и сказал:
– Вы назвали больного Сто шестнадцатого по имени. Мне его имя известно потому, что таковы требования госпиталя – на случай, если потребуется связаться с ближайшими родственниками. Однако я бы осмелился назвать его по имени только в исключительной ситуации, и то – с его разрешения. Вам откуда-то известно, как его зовут, и вы произнесли его имя, не задумываясь, легко – так, как произнесли бы мое, Креск-Сара или Гредличли. Ча Трат, вам не следует никогда...
– Он сам назвал мне свое имя, – прервала его Ча Трат. – Мы сказали друг другу, как нас зовут, когда обсуждали мои заключения о неадекватности лечения, назначенного больному.
– Вы обсуждали... – ошарашенно произнес О'Мара, издал нечленораздельный звук и проговорил:
– Перескажите мне в точности все, что вы ему говорили.
Ча Трат растерялась. АУГЛ покинул темный угол и снова направился к ним, но на сей раз медленно. Он доплыл до середины палаты и замер на месте, не шевеля ни хвостом, ни плавниками, а щупальца расправил наподобие круглого веера. АУГЛ смотрел на Ча Трат и О'Мару и, судя по всему, прислушивался к каждому сказанному ими слову.
– А вообще-то не надо, лучше помолчите. Сначала я расскажу вам все, что мне известно об этом больном. А уж потом вы, если сможете, постарайтесь поведать мне то, чего я о нем не знаю. Мы избежим повторов и сэкономим время. Не знаю, долго ли АУГЛ позволит нам переговариваться. Сомневаюсь, что времени у нас много, поэтому говорить мне нужно быстро...
И О'Мара рассказал следующее: больной АУГЛ-Сто шестнадцатый находился в госпитале давно – дольше многих сотрудников. Клиническая картина его заболевания была и оставалась неясной. Его осматривали лучшие диагносты госпиталя и обнаруживали в определенных участках тела области напряжения. Это частично объясняло страдания больного, почти целиком покрытого панцирной чешуей, от природы ленивого, обжору и имеющего склонность к полноте. Диагносты единогласно решили, что больной страдает ипохондрией и что он неизлечим.
Состояние чалдерианина ухудшалось только тогда, когда с ним заводили разговоры о возвращении домой. Таким образом госпиталь приобрел в его лице постоянного пациента, против чего сам АУГЛ не возражал. Его осматривали как штатные, так и приглашенные медики и психологи, а также интерны и медсестры всех физиологических типов, какие только числились в штате. Его изучали, зондировали и немилосердно исследовали практиканты с разнообразными понятиями об этике. Больной наслаждался каждой минутой обследований. Словом, положение дел устраивало и преподавательский состав, и самого чалдерианина.
– Теперь с ним никто не говорит о возвращении домой, – закончил рассказ О'Мара. – А вы обсуждали это?
– Да, – не стала лукавить Ча Трат. О'Мара издал очередной непереводимый звук, и она быстро проговорила: – Ведь именно поэтому сестры не обращали на больного внимания, занимаясь лечением других пациентов. Следовательно, мой диагноз верен: он страдает не имеющим точного названия недугом правителей, и...
– Слушайте и помалкивайте, – рявкнул О'Мара. Пациент вроде бы подплыл чуть ближе. – Сотрудники моего отделения пытались докопаться до причин ипохондрии Сто шестнадцатого, но лично меня к решению его проблем не привлекали, потому они и остались нерешенными. По-моему, это звучит как оправдание, да так оно и есть. Но вы должны уразуметь, что Главный Госпиталь Сектора не может быть психиатрической клиникой. И никогда ею не будет! Как вы представляете себе подобное местечко, где были бы собраны больные разных видов, от одного взгляда на которых у здоровых существ начинаются ночные кошмары? И чтобы эти пациенты были здоровы физически, но тронулись умом? Как вы представляете себе проблемы их лечения и содержания? Здоровая психика персонала всегда под вопросом, даже при наличии только спокойных больных. Поэтому такой безвредный беспокойный больной, как Сто шестнадцатый, – это уже большая обуза. Как только у страдающего физическим заболеванием пациента появляются признаки психической неустойчивости, за ним устанавливается тщательное наблюдение, в случае необходимости его изолируют и, как только позволяет его общее состояние, эвакуируют на родину.
– Понимаю, – сказала Ча Трат. – Предложенные объяснения оправдывают вас.
Лицо землянина покраснело. Немного помолчав, он проговорил:
– Слушайте внимательно, Ча Трат, это очень важно. Чалдериане – один из немногих разумных видов, пользующихся личными именами только тогда, когда общаются между собой супруги, ближайшие родственники или закадычные друзья. Тем не менее Сто шестнадцатый назвал свое имя вам, представительнице иного вида, малознакомому существу. А вы произнесли его имя вслух. Вы сделали это по неведению? Осознаете ли вы, что имевший место обмен именами означает следующее: что бы вы ни сказали ему, что бы ни пообещали – это равноценно клятве, данной перед самой высокой физической и метафизической властью, какую только можно себе вообразить?
Вы понимаете, как это серьезно? – продолжал О'Мара взволнованно. – Почему он назвал вам свое имя? Что конкретно было сказано вами друг другу?
Сразу ответить Ча Трат не сумела, поскольку больной подплыл совсем близко – так близко, что стали четко видны все шесть рядов зубов в его пасти. Какая-то отвлекшаяся часть сознания Ча Трат ни с того ни с сего принялась обдумывать, какой эволюционный посыл побудил зубы в трех дальних рядах вырасти длиннее, чем в трех передних. Но чалдерианин захлопнул пасть с жутким стуком, который приглушила вода. И тогда менее отвлеченная часть сознания Ча Трат задумалась о том, каков был бы этот звук, если бы между зубами АУГЛа оказались ее конечность или туловище.
– Вы что, уснули? – окликнул ее О'Мара.
– Нет, – ответила она, удивившись тому, как разумное существо могло задать такой дурацкий вопрос. – Мы разговаривали потому, что ему было одиноко и тоскливо. Другие сестры были заняты с послеоперационными больными, а я – нет. Я рассказывала ему о Соммарадве, о том, как и почему попала сюда, о том, что бы я могла сделать, если бы стала штатным сотрудником госпиталя. Сто шестнадцатый говорил мне, что я смелая и способная, а не такая больная, старая и пугливая, как он сам.
Много раз он говорил о том, что мечтает поплавать на воле в теплых волнах океана на Чалдерсколе, – продолжала Ча Трат, – а не здесь, в этом обеззараженном аквариуме с синтетическими несъедобными водорослями. Сто шестнадцатый мог бы поговорить о родине с другими пациентами АУГЛ, но они после операций большую часть времени пребывали под действием седативных препаратов. Больной говорил о том, что медики к нему относятся доброжелательно и изредка, когда у них есть время, разговаривают с ним. Еще он говорил, что ему никогда не убежать из госпиталя, что он слишком стар, боязлив и болен.
– Убежать? – переспросил O'Mapa. – Ну, если наш больной-хроник стал относиться к госпиталю, как к тюрьме, то с точки зрения психологии это просто отличный симптом. Ну, продолжайте. А вы что ему рассказывали?
– Мы беседовали на общие темы, – отвечала Ча Трат. – О родных планетах, о работе, о прошлом, друзьях, семьях, о точках зрения на...
– Да, да, – нетерпеливо прервал ее землянин, поглядывая на Сто шестнадцатого, который подплыл еще ближе. – Болтовня меня не интересует. Что вы ему сказали такое, что могло бы спровоцировать сегодняшний взрыв?
Стараясь подбирать слова так, чтобы они описали ситуацию как можно точнее и короче, Ча Трат ответила:
– Больной рассказал мне об аварии в космосе, о полученных ранениях, из-за которых попал сюда, о тех эпизодических, нерегулярных приступах боли, из-за которых находится здесь, и о том, как он глубоко опечален своим существованием в целом.
Я не знала в точности его статуса на Чалдерсколе, – продолжала Ча Трат, – однако исходя из того, что он говорил о своей работе, я заключила, что Сто шестнадцатый – знатный воин, если не правитель. К этому времени мы уже обменялись именами, поэтому я решила сказать больному, что назначенный ему курс
