ниоткуда.
Однако, после того как появилась эта машина, после того как Данте поговорил с ней так уверенно, так убежденно, словно знал что-то, чего не знала она, надежда, пусть и слабая, пробудилась в ней.
Она подумала, возможно, только на миг, но подумала…
— Софи.
Тихий шепот в ночи. Софи замерла, по ее коже побежали мурашки. Она вгляделась в темную улицу. Из тени выступила человеческая фигура. Высокий, темный, невероятно импозантный мужчина.
Ее мужчина.
Когда она добежала до ворот, то не сразу сумела их открыть, так сильно тряслись ее руки.
— Что ты здесь делаешь? — закричала она. — Как ты здесь оказался? Почему эти ворота не открываются?
— А ты нетерпелива, как я погляжу, — поддразнил ее Алонсо, нащупал задвижку и открыл ворота. А в следующую секунду он заключил Софи в объятия и крепко прижал к себе. — С Рождеством тебя, muсeca.
Входная дверь открылась, и Гальваны выбежали из дома. Лусио спустился с крыльца первым, и его ручищи стиснули Алонсо в медвежьих объятиях. Софи смахнула слезу, когда Лусио приподнял Алонсо. Никакое приветствие не могло быть более искренним и сердечным. А когда братья и сестры обступили Алонсо, поздравляя его с возвращением домой, Софи поняла, что он в самом деле один из них. Настоящий Гальван. Всех их объединяет не только имя. Их роднит пыл, дух… гордость.
Как и накануне, в доме поднялся переполох. Шум разбудил детей, и вот Томас и Тулио уже захватили дядю в такие же мощные и жаркие объятия, какими его только что приветствовал их отец. У Софи зачесались глаза.
Именно это она всю жизнь хотела обрести. Семью. Братьев. Сестер.
Любовь.
Анабелла обняла Софи за талию и увлекла ее в кухню вслед за остальными.
— Так что там было? — спрашивал Лусио, а Анабелла тем временем накрывала для Алонсо рождественский ужин.
Данте подошел ближе.
— Была стычка?
— А Вальдес? — добавил Ласаро и уселся за стол напротив Алонсо. — С ним что? Он арестован? Или бежал?
У Софи кружилась голова. Мужчины галдели не меньше детей и выпытывали у Алонсо подробности.
Софи присела за массивный кухонный стол рядом с мужем, другие Гальваны обступили их. Лон рассказывал о стычке с Вальдесом.
— Собственно, боя не было, — заключил он. — Дело в том, что МИ-6, британская секретная служба, объединила свои усилия с ЦРУ и элитными силами Бразилии и Аргентины. Когда все прибыли на место, безопасный дом, в котором мы с Софи остановились, был полностью окружен. — Он тряхнул головой, припоминая. — У Вальдеса и его людей не было шансов.
— Так Вальдес в тюрьме? — настойчиво спросил Ласаро.
— Он не захотел быть арестованным и в последнюю минуту направил пистолет на себя. — Тут взгляд Алонсо упал на детей, и он увидел, что они, затаив дыхание, внимают каждой страшной подробности. Он заставил себя смягчить тон рассказа. — Вальдес понес существенные потери. Альваре умер на месте, как и Вальдес, но это было его решение, не наше. Многие наши ребята невредимы.
— Наши? — переспросила Софи. Она не была уверена, что правильно расслышала. О ком это он?
— Это департамент Лона. МИ-6, — ответила Анабелла.
Софи прищурилась и в замешательстве поглядела на мужа.
— Департамент Лона?
Восьмилетний Томас энергично закивал.
— Дядя Алонсо — шпион. Он служит Ее Величеству. В Англии, — добавил он с гордостью.
Дети кивали, хором повторяя «в Англии» таким тоном, словно это самая экзотическая страна на свете.
Лон — шпион? Секретная служба? МИ-6? Должно быть, они насмотрелись фильмов про Джеймса Бонда. Софи перевела взгляд на Лона, не зная, смеяться ей или плакать.
— Ты — шпион?
— Был офицером МИ-6. Ушел со службы года два назад. Да, два года. — Он встретил взгляд Софи, и его голубые глаза заворожили ее. — Я получил тяжелый удар.
— Очень тяжелый?
— Я потерял лучшего друга.
Внезапно Софи поняла, увидела картину, фрагменты которой до сих пор не складывались в единое целое. Почему Лон оказался в ту памятную ночь в Сан-Паулу, откуда он так много знал о жизни Клайва, хотя они не общались много лет. Почему Лон сумел сделать то, что сумел, и откуда у него так много… интересных… связей.
Она вложила руку в руку Лона, прильнула к нему и прошептала:
— По-моему, нам с тобой нужно побыть наедине, дорогой.
Наверху Лон закрыл дверь спальни, а Софи остановилась посреди комнаты напротив него. Она покачала головой. Лицо Лона напряглось.
— Извини, что я тебе не сказал. Я не мог, пока был жив Вальдес…
Она не дала ему договорить.
— Я понимаю. — Софи подошла ближе и положила руки ему на грудь. — Ты не хотел сообщать мне что-то такое, что могло бы сделать мне больно.
— Тебе лучше было не знать, во всяком случае то, какой опасности я постоянно себя подвергал.
Софи затаила дыхание и заглянула Лону в глаза.
— Ты действительно в отставке?
— Я ушел окончательно. Сейчас я всего лишь скучный владелец изумрудных копей.
Софи почувствовала, что с ее души свалился чудовищный груз. Она так переживала, так боялась за него. Но у Лона все хорошо. У них все будет хорошо.
— Это ужасно скучно. — Она вздохнула и провела пальцами по его груди. — Надо полагать, ты захочешь засыпать меня камнями.
— Камнями?
Она услышала в голосе Лона хрипловатую насмешливую нотку.
— Ну да, камнями. — Она прижалась губами к его губам. — А если хочешь, можешь заполнить меня собой.
— Какой именно частью?
Софи понимала, о какой части тела он подумал, какая часть его тела особенно интересуется этим… обменом мнениями, но она не хотела секса. Она стремилась к любви. Творить любовь.
— Мне нужен ты весь. — Она еще раз поцеловала его, раздвинула его губы и дала почувствовать волшебный вкус своего языка. — Вот, если не возражаешь.
Он не возражал, и они занялись любовью с упоением, доходящим до отчаяния.
В Игуасу он был очень осторожен. Их любовь была медленной и нежной. Сегодня же Лону было мало ее. Софи знала, что Лон старается забыть о том, что произошло с Вальдесом, о том, какой оборот могли бы принять события, если бы в дело не вступили люди из МИ-6, ЦРУ и местных служб.
Ее радовал его грубый голод. Он брал ее без стеснения, трогал ее, целовал, впитывал вкус ее тела, и все происходящее между ними казалось очень правильным.
Наконец она приняла его мужскую сущность.
Наконец он принял ее стойкость.
А когда он вошел в нее, его твердое тело, неумолимое в своей требовательности, принесло ей свободу. Нет больше границ, думала она, нет необходимости прятаться.
