…Но свет зажигается, хлопает дверь.И вот уж об выходе просят гостей.Встречает их вьюга у черных дверей.Их ветер встречает, свистя что есть мочи,Горланя им в уши: «Мечтатели, эй!Все кончено! В дело! На улицу! В ночь!»<1924>
Кино в двадцать третьем
Начало так: в фойе толпятся просто,Поднявши воротник между собой равны, —Червонная звезда, мальчишка-папиросник,Валютчик с барышней и в колокол штаны.— Конец погони? Смерть? Еще двенадцать серий! —А лихорадка бьет: — Кто маска? кто отец?.. —Пора! Пускают в зал! Осада! — Гнутся двери,И руки хлопают, и не сдержать сердец.Гудит мотор. А там уже сидят в обнимку,Целуются, едва погаснет свет,Платок пуховый с кожаною финкой,И в голос надписи читает шпингалет.От шпалера в восторге двое. ТретийМолчит. Глаза — бурав. А пальцы — в ручки кресл.Весь зал трепещет. Связанную БеттиКладет злодей под мчащийся экспресс.Тапер… Но не тапер, а Аполлона флейтаЗвучит средь ионийских скал.Божественного Конрад ВейдтаМелькает роковой оскал…И семечки лускают в такт,И снова смех и говор бойкий,И подле освещенной стойкиШпана жрет яблоки. Антракт.<Март 1924>
Песня
Нога деревяшкой,Облезлый костыль,Да с музыкой ящик,Да летняя пыль.— Шарманщик, шарманщик,Где был ты, когда,Гремя и взрываясь,Катились года?Война, Революция,Гибель богов,Кудрявые детиГолодных годов…А ты ковыляешьПо желтым дворам,И слушает песни твоиДетвораПро то, как ТрансваальДогорает в огне,Про гибель «Варяга»В холодной волне.Кудрявые детиГолодных годовЗа песенки этиДадут медяков.
