объяснить почему, но его классифицировали как крупняк.

Типичная манера разговора фэбээровских боссов. Тайна на тайне, в тайну обернута.

Бернс вздохнул.

— Скажу только одно. Мы полагаем, что этот парень из «коллекционеров». Скорее всего, несколько девушек содержатся где-то неподалеку… в личном гареме, так сказать. Его собственном гареме.

Идея была неожиданной и страшной. Хотя оставляла надежду на то, что Наоми еще жива.

— Я хочу участвовать в расследовании, — сказал я Бернсу, глядя прямо в глаза. — Почему вы многого не договариваете?

Я изложил свои условия:

— Мне нужно представлять картину целиком прежде, чем я смогу выдвигать версии. Почему, например, некоторых женщин он отвергает? Если можно так выразиться.

— Извините, Алекс. Большего пока сказать не могу. — Бернс покачал головой и на минуту прикрыл глаза.

Я понял, что он очень устал.

— Но вам хотелось видеть мою реакцию на версию «коллекционера», верно?

— Верно, — признался Бернс и не смог удержаться от улыбки.

— Гарем в наши дни вещь возможная, полагаю. Довольно распространенная мужская фантазия, — продолжал я. — Как ни странно, большинство женщин тоже любит пофантазировать на эту тему. Не стоит сбрасывать это со счетов.

Бернс учел мое мнение и оставил без комментариев. Он снова попросил меня о содействии, но так и не захотел раскрывать все карты. Потом вернулся к своим подчиненным.

Ко мне подошел Сэмпсон.

— Ну, чем Их Суровость порадовала? Что занесло его в этот Богом проклятый лес, в компанию с нами, простыми смертными?

— Сказал кое-что интересное. Казанова, возможно, «коллекционер». Содержит личный гарем где- нибудь неподалеку, — ответил я Сэмпсону. — Сказал, что дело — крупняк. Я пользуюсь его терминологией.

Крупняк означает, что дело очень серьезное, возможно, куда серьезнее, чем до сих пор казалось. Я задался вопросом, что бы это значило, но тут же поймал себя на том, что лучше бы не знать ответ.

Кейт Мактирнан увлекла странная, но многое объясняющая мысль: ястреб пронзает клювом тело своей жертвы только благодаря точному расчету и координации усилий, — пришла она к заключению.

Ее осенило после очередных занятий в зале для обладателей черных поясов карате. Правильная координация усилий определяла все в каратэ, да и не только в нем. Это необходимо, если вам вдруг вздумается выжать штангу весом в двести фунтов, а ей это удавалось.

Кейт прогуливалась по многолюдной, суетливой и шумной Фрэнклин-стрит в Чепел-Хилле. Улица протянулась с юга на север, вдоль границы живописной территории университета Северной Каролины. Кейт проходила мимо книжных лавок, пиццерий, прокатных пунктов роликовых коньков, кафе-мороженых «Бен и Джерри». Из одного кафе доносились вопли рок-группы «Уайт Зомби». Обычно Кейт не любила шататься без дела, но вечер выдался такой теплый и приятный, что она не удержалась.

Студенческая толпа была знакомой, дружелюбной и очень славной. Ей нравилось жить здесь сначала в качестве студентки колледжа, а теперь — медфака и практикантки в клинике. Она не хотела уезжать из Чепел-Хилла, совсем не рвалась обратно в Западную Виргинию, чтобы заниматься там врачебной практикой.

Но ехать придется. Она обещала матери — как раз перед тем, как Бидси Мактирнан умерла. Кейт дала слово, а слово надо держать. В таких вещах она была старомодной. Провинциальная закалка.

Кейт глубоко запустила руки в карманы слегка помятой больничной куртки. Она считала, что руки у нее некрасивые. Костяшки пальцев шишковатые и ногтей практически никаких. Причин на то было две: рабский труд в раковом отделении и серьезное увлечение каратэ: как-никак у нее был черный пояс, второй дан. Это единственное развлечение, которое она себе позволяла, занятия каратэ были ее хобби.

Карточка, приколотая к левому нагрудному карману ее куртки, гласила: «К. Мактирнан, д-р медицины». Ей нравилось несколько вызывающее сочетание этого символа престижа и общественного положения с мешковатыми брюками и кроссовками. Казаться бунтаркой она не собиралась, да и никогда ею не была, однако в многолюдном больничном сообществе ей хотелось подчеркнуть свою индивидуальность.

В книжном магазине «Интимейт» Кейт обзавелась экземпляром книги Кормека Маккарти «Прелестные лошадки» в мягкой обложке. Предполагалось, что у студентов первого курса на чтение романов времени не должно оставаться, но ей удавалось его выкраивать. По крайней мере, она собралась посвятить чтению сегодняшний апрельский вечер. Он был так хорош, так замечателен во всех своих проявлениях, что Кейт решила заскочить в кафе «У Спэнки» на углу Колумбия и Фрэнклин-стрит. Посидит в баре и просто почитает книжку.

Позволить себе свидание «учебным вечером» — что в ее понимании распространялось почти на все вечера недели — она не могла категорически. Обычно она устраивала себе выходные по субботам, но к концу недели слишком утомлялась для «пред» или «пост» любовных ритуалов.

Так было с тех пор, как она окончательно порвала свою то вспыхивающую, то снова угасающую связь с Питером Макгратом. Питеру было тридцать восемь лет, доктор исторических наук, ума незаурядного. Красив до неприличия, но, с ее точки зрения, излишне самовлюблен. Разрыв прошел куда болезненнее, чем она ожидала. Они расстались врагами.

Прошло уже четыре месяца без Питера. Ничего не попишешь. Хорошего мало, но и не настолько страшно, чтобы нельзя было пережить. Кроме того, она отдавала себе отчет, что расстались они только по ее вине. Питер здесь ни при чем. Расставание с любимыми — ее извечная проблема: часть ее прошлого. Настоящего? Будущего?

Кейт Мактирнан поднесла к глазам руку с часами. Забавная модель с Микки Маусом, подарок сестры Кэрол Энн, но ходят исправно. Помимо всего, часы служили ей напоминанием: никогда не задирай нос, потому что ты теперь доктор.

Черт! Дальнозоркость прогрессирует — а ей нет и тридцати одного! Совсем старуха. Она была старше всех на медицинском факультете университета. Уже половина десятого вечера, давно пора спать.

Кейт решила отложить посещение кафе и отправиться назад, на свою «виллу». Подогреет мяса с красным перцем, а может, еще и выпьет чашку горячего шоколада со взбитыми сливками. Спрятаться под одеялом, слегка подкрепившись и прихватив с собой книжку Кормека Маккарти, совсем не так уж и плохо, если рассудить здраво.

Как у большинства публики в Чепел-Хилле, в отличие от более зажиточных обитателей Тобакко-роуд в Дьюке, у Кейт были серьезные проблемы с наличностью. Она занимала трехкомнатную квартирку на верхнем этаже деревянного дома, типичного загородного «особняка» Северной Каролины. Краска со стен облупилась, и создавалось впечатление, будто дом «линяет». Стоял он в глухом конце Питтсборо-стрит в Чепел-Хилле. На аренду уходила приличная сумма.

Первое, что ей понравилось на этой улочке, когда она здесь поселилась, были деревья. Старые широколиственные деревья, не сосны. Их длинные раскидистые ветви напоминали пальцы морщинистой старухи. Она прозвала свою улицу Старушкин закоулок. Где же еще может поселиться старушка с медицинского факультета?

Домой Кейт вернулась без четверти десять. На первом этаже дома, который принадлежал вдове из Дарема, никто не жил.

— Я вернулась. Это — Кейт, — крикнула она мышиному семейству, проживавшему где-то за холодильником. Ей не хватало духу их вывести. — Вы по мне скучали, ребята? Наверное, еще не ели?