себя последним дерьмом из-за того, что не сумел помочь Мэгги Роуз. С самого начала она ассоциировалась у меня с собственными детьми, и когда я думал о том, что девочка, возможно, уже мертва, мой желудок непроизвольно сжимался — а это здорово неприятно, особенно с похмелья.

Я подумывал, не проваляться ли в постели эдак часиков до шести вечера. Отдохнуть на полную катушку — я это заслужил. Мне совсем не хотелось лицезреть бабулю Нана и выслушивать ее мнение по поводу вчерашнего загула. В то утро я даже детей своих не хотел видеть.

Мысли мои все время возвращались к Марии. В той, другой, счастливой жизни мы с ней и с детьми проводили воскресенья вместе. Мы валялись до полудня в постели, потом нарядно одевались и гордо выплывали куда-нибудь позавтракать. Мы с ней почти все делали вместе, старались как можно раньше вернуться с работы. Она помогла мне залечить душевные раны, когда рухнула моя карьера практикующего психолога. Она умудрилась привести меня в чувство после двух лет бесконечных попоек в компании Сэмпсона и нескольких холостяков, включая лихих ребят из баскетбольной команды.

Я очень ценил способность Марии восстанавливать мое душевное здоровье. Может, так продолжалось бы и дальше, а может, мы бы уже разошлись к этому времени — кто знает? У нас не было возможности проверить.

Она занималась благотворительностью. Однажды вечером не пришла домой. Наконец мне позвонили, и я помчался в больницу. В нее стреляли и она в тяжелом состоянии — вот и все, что я знал. Я прибыл в начале девятого. Знакомый патрульный усадил меня на стул и сказал, что ее привезли уже мертвой. Стреляли из проезжавшей мимо машины — непонятно кто и зачем. Мы даже не попрощались — вот так, без подготовки, без предупреждения, без объяснения…

Я физически ощущал боль от потери — как будто стальной прут пронзил меня от середины груди до самого лба. Я думал о Марии постоянно — ночью и днем. Лишь сейчас, три года спустя, я начал понемногу забывать, точнее, учился забывать.

Итак, я мирно и расслабленно возлежал под одеялом, как вдруг в комнате оказался Деймон:

— Эй, пап! Пап, ты спишь?

— Ну, что там стряслось? У нас что, привидение перед входной дверью? — Как я потом ругал себя за эти слова!

— К тебе пришли, пап! — возвестил Деймон, задыхаясь от волнения. — Тебя хотят видеть!

— И кто же? Граф из «Улицы Сезам»? Говори точнее! Не журналист? Если это очередной борзописец…

— Она говорит, что ее зовут Джезма. Настоящая леди, пап!

От изумления я сел на постели, но мне стало так плохо, что пришлось снова лечь.

— Скажи, сейчас приду.

Деймон убежал, а я призадумался, как мне удастся выполнить обещание.

Когда я осторожно начал спуск по лестнице, Джеззи Фланаган все еще стояла в прихожей вместе с Джанель и Деймоном. Джанель стеснялась, но все-таки уже сильно продвинулась в овладении новой обязанностью — отвечать на звонки в дверь. Раньше она испытывала болезненную робость по отношению ко всем незнакомым людям. Чтобы помочь ей справиться с собой, мы с бабулей обязали детей днем открывать приходящим дверь.

Видимо, случилось что-то серьезное, раз Джеззи Фланаган пришла ко мне домой. Я знал, что половина ее подчиненных занята поисками пилота, забравшего выкуп, пока безрезультатно. Все, что было до сих пор сделано в этом расследовании, сделано мной одним.

На Джеззи — ее повседневный наряд: свободные черные брюки, потрепанные теннисные туфли и простая белая блуза. Так же просто она одевалась в Майами, давая окружающим возможность забыть, какой важный пост она занимает в Секретной службе.

— Что-то стряслось, — констатировал я, морщась от звуков собственного голоса. Боль пронзила висок и потекла вниз.

— Нет, Алекс, о Мэгги Роуз мы с тех пор ничего не узнали. Всего лишь несколько «обнаружений». И это все.

«Обнаружениями» фэбээровцы называют показания очевидцев, якобы видевших девочку или Гэри Сонеджи. «Обнаружений» была масса — девочку встречали буквально повсюду: на пустыре в паре кварталов от частной школы, в Калифорнии, в детском отделении больницы Бельвью в Нью-Йорке, в Южной Африке и даже на месте приземления космического зонда близ Седоны, в Аризоне. Без «обнаружений» просто дня не проходило, и неудивительно: страна большая и чокнутых в ней полно.

— Я не хотела вам мешать, ребята, — с робкой улыбкой произнесла Джеззи, — просто я ужасно себя чувствую из-за того, что случилось. Алекс, все, что о тебе болтают, — вранье и чушь, и мне хотелось сказать тебе, как я к этому отношусь. Вот я и пришла.

— Ну что ж, спасибо на добром слове. За прошедшую неделю это было первое приятное событие в моей жизни, и оно странно подействовало на меня.

— Во Флориде ты сделал все, что мог. И я это говорю не из желания сделать комплимент.

Я попытался сфокусировать взгляд, но перед глазами все расплывалось.

— Не могу похвалиться большими достижениями. С другой стороны, я, конечно, не заслужил, чтобы меня поливали грязью на первых страницах всех газет.

— Не заслужил. Кто-то использовал тебя. Кто-то отдал тебя на растерзание прессе. Вся их писанина — сплошная ахинея.

— Сплошная ахинея! — радостно подхватил Деймон. — Правда, папка?

— Это Джеззи, — я решил представить ее детям. — Мы с ней иногда вместе работаем.

Дети слегка стеснялись. Джанель скрылась за спиной брата, а Деймон вдруг насупился и сунул руки в карманы, в точности как иногда делаю я. Джеззи присела на корточки и, став одного с ними роста, поочередно пожала им руки. Инстинкт безошибочно подсказал ей самое разумное решение.

— Твой папа — лучший полицейский из всех, кого я знала, — поведала она Деймону, и тот милостиво ответил:

— Я знаю.

— Я — Джанель.

Меня удивило, что малышка сама представилась Джеззи. Я видел, что ей хочется, чтобы ее обняли. Джанель больше всего на свете обожала ласкаться, из-за чего и получила одно из своих многочисленных прозвищ — Обнимашка. И Джеззи почувствовала — она раскинула руки и обняла девочку. К ним не замедлил присоединиться Деймон. Вышла трогательная сценка — как будто давнишний друг вернулся с войны.

Через минуту улыбающаяся Джеззи встала на ноги. Я подумал, что она на редкость симпатичный человек, а во время расследований такие попадаются нечасто. Приехав сюда, она поступила продуманно, но в то же время довольно смело: Саут-Ист — не самое подходящее место для одинокой белой женщины, даже если она вооружена.

— Одним словом, я зашла, чтобы тут кое-кого обнять, — подмигнула она мне. — На самом деле у меня дело неподалеку. Ну вот, теперь я снова — трудоголик.

— А как насчет чашечки горячего кофе? — Я надеялся, что уж кофе-то смогу сварить. В крайнем случае на кухне у Нана найдется кофеек пяти-шестичасовой давности.

Она бросила на меня лукавый взгляд:

— О-о, чудесное утро, пара прелестных ребятишек и ты с ними, дома. Не такой уж ты крутой парень.

— Нет, я весьма крутой парень, — возразил я. — Просто я из тех крутых ребят, что по воскресеньям возвращаются домой.

— О’кей, Алекс, — она снова улыбнулась. — Не вздумай раскисать от этой газетной болтовни. Их никто всерьез не принимает, уж поверь. Ну, мне пора. А кофе — в другой раз, если позволишь.

Помахав ребятишкам, Джеззи Фланаган бросила мне, исчезая в дверях:

— Пока, папаня!