передняя часть её футболки и шортов обуглилась и рассыпалась от малейшего прикосновения, точно клочки сгоревшей газеты. Китти переодели в лёгкую белую рубашку, и на время она очутилась в центре внимания: доктора кружили возле неё, как осы над вареньем, проверяли пульс, дыхание и температуру. А потом внезапно все куда-то делись и Китти осталась лежать одна в пустой палате.
Прошло довольно много времени, прежде чем к ней заглянула медсестра.
— Мы сообщили твоим родителям, — сказала она. — Они сейчас приедут и заберут тебя домой.
Китти смотрела на неё непонимающим взглядом. Женщина задержалась, чтобы объяснить:
— Ты вполне цела и невредима. По всей видимости, Чёрная Молотилка пощадила тебя, зацепила только краем. Тебе чрезвычайно повезло.
До Китти дошло не сразу.
— А с Якобом тоже всё в порядке?
— Боюсь, ему повезло меньше.
Китти охватил ужас.
— То есть как? Где Якоб?!
— Он в соседней палате. У него врачи. Китти расплакалась.
— Но как же так? Он же стоял рядом со мной! С ним тоже всё должно быть в порядке!
— Я тебе сейчас принесу поесть, дорогая. Тебе станет лучше. Может, попробуешь что-нибудь почитать, чтобы отвлечься? Вон на столике журналы.
Китти не стала читать журналов. Когда медсестра ушла, она соскользнула с койки и, пошатываясь, встала на ноги. Пол был деревянный и прохладный. Шаг за шагом, потихоньку обретая уверенность в своих силах, девочка пересекла тихую палату, миновав тёплые квадраты солнечного света, падавшего из высокого, сводчатого окна, и вышла в коридор.
Напротив была ещё одна дверь, и окошечко в ней было задернуто изнутри занавеской. Китти поспешно оглянулась по сторонам, беззвучно, словно призрак, перебежала коридор и ухватилась за ручку двери. Она прислушалась — но за дверью всё было тихо. Китти повернула ручку и вошла.
За дверью оказалась палата, небольшая, но светлая, в ней стояла одна койка, окно смотрело на крыши южного Лондона. Косые лучи солнца падали на койку косым ромбом, деля её ровно пополам. Верхняя часть койки оставалась в тени, как и лицо человека, который на ней спал.
Воздух в палате был пропитан обычными больничными запахами — пахло лекарствами, йодом, антисептиками, — но всё это перешибал иной запах, запах гари.
Китти затворила за собой дверь и на цыпочках подкралась к койке. Она посмотрела на Якоба и на глаза снова навернулись слёзы.
Сперва она рассердилась на докторов за то, что ему сбрили все волосы. На фига было брить его наголо? Теперь тыщу лет не отрастет а ведь миссис Гирнек так гордилась его чёрными кудрями! Якоб выглядел так странно — особенно сейчас, когда на его лицо падали эти необычные тени… И только тут до Китти дошло, что это были не тени.
Там, где кожу Якоба защищали волосы, она сохранила свой обычный смугловатый цвет. А все остальное, от основания шеи до линии волос, было исчерчено вертикальными извилистыми полосами, чёрно-серыми, цвета пепла и горелого дерева. На лице у него не осталось ни единого участка, сохранившего прежний цвет, разве что чуть-чуть на том месте, где были брови. Брови ему действительно сбрили, и на их месте остались два узких коричневато-розовых полумесяца. Но губы, веки, мочки ушей остались обесцвеченными. Лицо Якоба походило теперь больше на какую-то африканскую маску, на личину для карнавального шествия, чем на лицо живого человека.
Грудь Якоба, накрытая больничным одеялом, судорожно вздымалась и опадала. Из губ вырывалось слабое, хриплое дыхание.
Китти коснулась руки, лежащей поверх одеяла. Кисти Якоба, которые он вскинул, чтобы защититься от дыма, были тоже исчерчены дымными полосами, как и лицо.
Её прикосновение вызвало отклик: голова повернулась из стороны в сторону, синюшное лицо слегка скривилось. Серые губы разомкнулись и шевельнулись, словно пытаясь что-то сказать. Китти отвела руку, но наклонилась ближе:
— Якоб!
Его глаза распахнулись — так внезапно, что Китти невольно отшатнулась и больно ударилась об угол прикроватного столика. Она снова наклонилась вперёд, хотя тут же поняла, что Якоб без сознания. Его глаза смотрели прямо перед собой, широко раскрытые и незрячие. На фоне чёрно-серой кожи они казались бледными и прозрачными, как два молочно-белых опала. Тут Китти пришло в голову, что он, возможно, ослеп.
Когда пришли доктора, которые привели мистера и миссис Гирнек, а вслед за ними прибежала причитающая мать Китти, они обнаружили, что девочка стоит на коленях у койки, сжимая руки Якоба и уронив голову на одеяло. Её с большим трудом сумели оторвать от койки и увести прочь.
Дома Китти отделалась от встревоженных расспросов родителей и поднялась по лестнице на площадку между первым и вторым этажами. Она долго стояла перед зеркалом, глядя на себя, на своё нормальное, не обесцвеченное лицо. Она видела гладкую кожу, густые чёрные волосы, губы и брови, веснушки на руках, родинку на крыле носа. Всё было как всегда, хотя этого просто не могло, не имело права быть.
Машина Закона — или того, что служило таковым, — медленно, со скрипом, но все же пришла в движение. Якоб все ещё лежал без сознания на больничной койке, а полиция уже позвонила родителям Китти и сообщила, что к ним приедет следователь, чтобы снять показания. Родителей это чрезвычайно встревожило. Китти сдержанно, без преувеличений и добавлений, рассказала всё, что ей было известно, и молодая женщина-полицейский тщательно всё это записала.
— Мы надеемся, что никаких неприятностей из-за этого не будет, госпожа полицейский, — сказал отец Китти, когда разговор завершился.
— Только бы не было никаких неприятностей! — добавила мать. — Это главное.
— Будет проведено расследование, — сказала женщина, продолжая писать.
— Как вы его найдёте? — спросила Китти. — Я не знаю его имени, а имя его… его твари я забыла.
— Его можно отыскать по машине. Если машина действительно так сильно пострадала, её увезли в какую-нибудь мастерскую, чтобы починить. Мы найдём его и узнаем всю правду.
— Я уже рассказала всю правду, — сказала Китти.
— Только бы не было неприятностей, — повторил отец.
— С вами свяжутся, — сказала женщина и захлопнула свой блокнот.
Машина, «роллс-ройс» модели «сильвер трастер», нашлась быстро. Была установлена и личность владельца. Это оказался мистер Джулиус Тэллоу, волшебник, служивший в департаменте внутренних дел, под началом мистера Андервуда. Должность он занимал не особо высокую, но у него были хорошие связи и волосатая лапа где-то в верхах. Мистер Тэллоу как ни в чём не бывало признался, что да, это действительно он напустил Чёрную Молотилку на двух детей, игравших в Уондзуортском парке, — более того, он дал понять, что гордится этим деянием. Он мирно ехал себе мимо, как вдруг на него напали означенные личности. Они разбили ему ветровое стекло каким-то снарядом, в результате чего он утратил контроль над собой, затем подошли к нему, агрессивно размахивая длинными деревянными дубинками. В тех обстоятельствах он действовал исключительно в рамках самозащиты и нанёс упреждающий удар, не дав им возможности напасть. Учитывая обстоятельства, он полагает, что действовал достаточно сдержанно.
— Но он же нагло врет, — возразила Китти. — Во-первых, мы были достаточно далеко от дороги — а если он утверждает, будто действовал в рамках самозащиты, как он объясняет то, что нас нашли на мосту? Вы его арестовали?
Женщина-полицейский, похоже, удивилась:
— Но это не так просто! Он же волшебник. Он отрицает ваши обвинения. Дело будет заслушано на Суде Справедливости в следующем месяце. Если ты желаешь и дальше добиваться своего, тебе следует
