украинцах, поляках, литовцах и т. д.), «черкасах» (ими обычно называли украинских казаков-запорожцев). Почти все они в Сибири обрусели, слившись с основной массой пришлого населения.

Но «иноземцы» встречались и среди вольных переселенцев. Российское государство с самого своего начала сложилось как многонациональное, и естественно, что переселенческая волна увлекла за собой и населявшие его нерусские народы. Из них в XVII в. больше всего за Урал попадало коми (зырян и пермяков): многие из них познакомились с Сибирью задолго до ее присоединения к России, наведываясь туда для торговли и промыслов. Со временем в Сибири оказалось немало поволжских (казанских) татар, других народов Среднего Поволжья и Прикамья.

Нерусские народы Европейской России влекло «за Камень» то же, что заставляло сниматься с места русских переселенцев. Массы «черного» люда постоянно стремились к лучшим условиям хозяйствования, но условия эти в России того времени давали слишком многим основания для недовольства.

Начало освоения Сибири пришлось на время «великого разоренья» страны из-за Ливонской войны и опричнины, голода, «смуты» и польско-шведской интервенции. Но и позднее, в течение всего «бунташного» XVII в., положение народных масс было тяжелым: возрастали налоги, усиливался феодальный гнет и все прочнее утверждалось крепостничество. Избавиться от угнетения всякого рода люди надеялись на новых землях.

Из ищущих лучшей доли и состоял основной поток вольных переселенцев. С течением времени он все более нарастал и постепенно превысил число тех, кто направлялся в Сибирь не по своей воле. Именно он в конечном итоге привел к ее прочному вхождению в состав Российского государства.

В исторической литературе еще можно встретить противопоставление вольно-народной колонизации Сибири в XVII в. колонизации правительственной, споры о том, какая из них сыграла большую, а какая меньшую роль в освоении края. Однако изучение всей совокупности сохранившихся от той эпохи документальных материалов убеждает, что такое противопоставление не имеет под собой оснований.

Вольно-народная колонизация проявлялась в добровольном и стихийном, т. е. никем специально не организованном, заселении края. Правительственная колонизация осуществлялась также силами простого народа с той лишь разницей, что почин и руководство в проведении тех или иных мероприятий по освоению новых земель (строительство городов, перевод в них людей «на житье», устройство казенной запашки, прокладка дорог и т. п.) принадлежали царской администрации — воеводам, их помощникам, стрелецким и казачьим начальникам и др.

Политика правительства оказывала в то время сильное воздействие на направление и ход колонизации — либо сдерживала, либо ускоряла ее, влияла на плотность заселения различных районов.

Сейчас все больше ученых разделяют мнение о тесном переплетении государственного и вольно- народного начал в освоении Сибири. Каждая из сторон — вольные переселенцы и представители государственной власти — имела в Сибири свои интересы, далеко не всегда и не во всем совпадавшие, но вольно или невольно все они за Уралом делали общее дело и были заинтересованы друг в друге. В одних районах в какой-то отрезок времени преобладала правительственная, в других — вольно-народная колонизация, однако в чистом виде оба колонизационных потока встречались в Сибири редко и чаще всего тесно взаимодействовали, сливались друг с другом.

Строится новый город — и под защиту его стен собирается не только переведенное «по указу», но и вольное население (вначале обычно «промышленные люди»). Из вольных переселенцев местный воевода черпает пополнение для гарнизона, они же обживают окрестности, «проведывают» пути дальше на восток, содействуют присоединению «проведанных» земель, где, в свою очередь, по указу московского государя служилые люди ставят новый город, организуют ясачный (с коренных жителей), таможенный (с торговых и промышленных людей) и прочий налоговый сбор, заводят казенную и собственную пашню, проводят иные, в том числе оборонные мероприятия, немыслимые без помощи со стороны пришлых вольных людей, но укрепляющие в новом крае прежде всего позиции государственной власти.

Некоторые из мер по освоению Сибири не вписываются целиком ни в понятие вольной, ни в понятие правительственной колонизации (их можно назвать смешанными). К ним, например, относится перевод «по государеву указу» из Европейской России в Сибирь служилых людей, набранных для этой цели на добровольных началах. А к какой из форм колонизации отнести действия сибирских стрельцов и казаков (т. е. исполнителей воли правительства) и промысловиков (людей вольных), которые, объединившись, вместе проведывали и по собственному почину приводили в российское подданство отдельные группы коренного населения? Как в связи с формами колонизации определить суть торгово-промышленной деятельности «государевых служилых людей», которая нередко не только велась помимо воли правительства, но и запрещалась им (например, пушная торговля)? Как в той же связи расценить участие добровольцев из вольного торгово-промышленного населения в военных экспедициях, организованных по указу представителей царских властей? Можно привести немало подобных же вопросов-примеров, но суть их в одном — в тесном переплетении, в неразрывном единстве правительственной и вольно-народной колонизации.

Важно отметить, что все формы русской колонизации Сибири в XVII в. основывались главным образом на переселении жителей северорусских, так называемых черносошных уездов — таких, где почти не было боярского и помещичьего землевладения, а большинство крестьян несли повинности непосредственно в пользу государства. В северных городах — Вологде, Великом Устюге, Холмогорах, Каргополе и др. — прежде всего набирали ратных людей для службы в Сибири. В основном из северорусских уездов отправляли за Урал на вечное житье» и первых крестьянских поселенцев. Поток вольных переселенцев в Сибирь также главным образом состоял из северорусских крестьян и посадских. Из других районов Российского государства в XVII в. чаще всего за «Камень» шли жители Среднего Поволжья, остальная же территория страны если и давала Сибири людей, то почти исключительно в качестве ссыльных.

То, что первоначально Сибирь заселялась главным образом из не знавшего дворянского и боярского гнета черносошного Севера, может на первый взгляд показаться непонятным. Получается, что в XVII в. за Урал в поисках лучшей доли уходили не самые угнетенные и закрепощенные, а наоборот, самые свободные слои трудового населения России. Но тем не менее это твердо установленный факт, и ему уже давно даны вполне убедительные объяснения.

Исследователи указывают на давнее (задолго до Ермака) знакомство северорусских промышленников с Зауральем, на широкое распространение и сильное развитие на Севере пушного промысла (а пушнина долго считалась главным богатством Сибири), на высокий уровень хозяйственного развития северусских земель, достигнутый в немалой степени благодаря отсутствию грубой феодальной эксплуатации. Вместе с тем историками отмечается усиление в XVII в. налогового гнета на Севере, а также возникновение там относительной земельной тесноты из-за роста населения. Нельзя не учитывать и географическую близость русского Севера к Сибири, сходство их природно-климатических условий, и то, наконец, что особенностью вольной крестьянской колонизации является ее, как правило, «ступенчатый», «ползучий» характер.

Крестьяне обычно переселялись не сразу на большие расстояния, а двигались на новые земли как бы поэтапно: вначале оседали в ближайшей местности, обживали ее, затем отправлялись (пусть и не все) осваивать новые районы и т. д. Выгода от такого способа заселения окраин очевидна: он избавлял семейства переселенцев от долгих и изнурительных переходов, а главное — позволял крестьянам не отрываться надолго от полевых работ и тем самым постоянно обеспечивать себя продовольствием. Именно поэтому жители центральных районов страны обычно переселялись на юг — в «Дикое поле», а северорусские крестьяне — на более близкий и более привычный им по климату восток.

Среди переселенцев было немало беглых, т. е. тех, кто оставил прежнее место жительства, не получив на это разрешения властей (а оно на Севере, как правило, давалось, если за ушедшего кто-то соглашался платить налоги и нести повинности). В старых трудах по истории нередко можно прочитать, что Сибирь в XVII в. стала пристанищем беглого люда. Однако исследования последних лет не подтвердили