Алиса и Г. О. поспешили к нам с подкреплением, как только услышали крик, и когда Алиса увидела самого настоящего грабителя да еще сдавшегося, она захлопала в ладоши и воскликнула: «Браво, мальчики!» и Г. О. сделал то же самое. Теперь она сказала:
— Если он даст слово чести, что не убежит, давайте не будем вызывать полицию — жалко. Подождем лучше папу.
Грабитель согласился на это и дал слово чести и спросил, можно ли ему закурить трубку, и мы сказали можно, тогда он уселся в папино кресло и принялся греть у камина свои башмаки — от них пошел пар, а я велел Алисе и Г. О. подняться наверх, одеться и принести нам с Дикки брюки и остатки каштанов.
Они вернулись, и мы все расселись вокруг огня и нам было весело. Грабитель оказался очень симпатичным человеком и принялся болтать с нами.
— Раньше дела шли лучше, — пояснил он, когда Ноэль сказал что-то о вещах, обнаружившихся у него в карманах. — Для такого человека как я это настоящий позор. Но уж раз мне суждено было быть пойманным, лучше быть пойманным такими отважными юными храбрецами, как вы. Клянусь небом! Как вы ворвались в эту комнату. «Сдавайтесь — руки вверх!» Можно подумать, что вас с детства учили ловить воров.
Освальд боится, что с его стороны это было не очень-то честно, но в ту минуту он никак не мог признаться, что он и не догадывался о присутствии грабителя в кабинете, когда он так отважно и дерзко ворвался туда. Но с тех пор он объяснил это своим братьям и сестрам.
— Как вы догадались, что в доме есть чужой? — спросил грабитель, вдоволь нахохотавшись. Мы все рассказали ему и он похвалил наше мужество, и Алиса с Г. О. сказали, что они бы тоже крикнули «Сдавайтесь!», но они были подкреплением.
Грабитель отведал наших каштанов, а мы сидели вокруг него, гадая, когда же папа вернется и как он будет хвалить наше бестрепетное мужество. Грабитель рассказал нам, чем он занимался прежде чем начал вламываться в чужие дома. Дикки подобрал с полу инструменты и вдруг говорит:
— Да ведь это папина отвертка, и клещи его и вообще все! Ну, знаете ли — вы даже замки тут взламываете чужими инструментами!
— Конечно, конечно, это слишком, — согласился грабитель, — но что делать — дела пришли в упадок. Когда-то я был разбойником на большой дороге, но за наемных лошадей приходится так дорого платить, пять шиллингов в час, это просто себя не оправдывало. Ремесло разбойника нынче не то, что прежде.
— А почему вы не ездили на велосипеде? — спросил Г. О.
Грабитель ответил, что велосипед — это не стильно, а потом на велосипеде нельзя проехать по бездорожью, если будет такая необходимость, а на верном коне — можно. И он пустился рассказывает о разбойниках, как будто он понимал, насколько нам все это интересно.
Потом он был пиратским капитаном и плавал по волнам высотой с гору и захватил немалую добычу и думал уже, что нашел себе занятие по вкусу.
— Я не говорю, там тоже дела идут то в гору то под горку, особенно во время шторма, — признал он, — но какие возможности! Меч у пояса, веселый Роджер на мачте, и добыча прямо пред глазами! Черные жерла пушек нацелены на тяжело груженое купеческое судно, и попутный ветер, и верная команда, готовая жить и умереть вместе с тобой. Это была замечательная жизнь!
Мне стало его по-настоящему жалко. Он так хорошо говорил, и голос у него был приятный, словно у джентльмена.
— Не думаю, что вы родились пиратом, — сказала Дора. Она одела на себя все что полагается, вплоть до воротничка на платье, и Ноэля заставила одеться, а мы кое-как натянули штаны и завернулись в одеяла.
Грабитель нахмурился и вздохнул.
— Нет, — сказал он, — Я должен был изучать право. Я учился в Беллиоле, что правда то правда.
Он снова вздохнул и уставился на огонь.
— Папа тоже там учился, — вставил Г. О., но Дикки поспешил спросить о том, что нас по-настоящему интересовало:
— А почему вы бросили пиратство?
— Пиратство? — переспросил он, как будто уже забыл об этом. — Ах, да — я оставил это занятие потому — потому что я очень мучился от морской болезни.
— Нельсон тоже страдал морской болезнью, — сказал Освальд.
— Да, — ответил грабитель, — но мне не хватало его мужества и его удачливости. Он был покрепче, он выиграл Трафальгарскую битву. «Поцелуй меня, Харди», — и умер. Я не справился, мне пришлось уйти, и меня никто даже не поцеловал.
По тому, как он говорил о Нельсоне, я понял, что он учился не только в Бэллиоле, но и в хорошей школе.
Мы спросили его:
— А что вы делали потом?
Алиса поинтересовалась, пробовал ли он когда-нибудь ремесло фальшивомонетчика и мы рассказали ему, как мы пытались накрыть шайку закоренелых преступников в соседнем дом, е и он выслушал нас с большим интересом и сказал, что он, к счастью, никогда этим не занимался.
— И потом, монеты нынче такие уродливые, — сказал он, — их просто неинтересно подделывать. Занятие это чересчур опасное, и все время хочется пить от раскаленного металла и тяжелой работы, верно?
И он снова уставился на огонь.
Освальд на минутку позабыл, что этот таинственный незнакомец — взломщик и спросил его, не хочет ли он выпить, как папа спрашивает своих гостей. Взломщик ответил, что он не против.
Дора сходила за бутылкой папиного эля и стаканом, и мы вручили все это взломщику. Дора сказала, она берет это на свою ответственность.
Выпив, он рассказал нам о жизни лесных разбойников, но оказалось, что им приходится довольно скверно, особенно в плохую погоду, поскольку их пещеру нельзя назвать настоящим домом, а кусты и вовсе не укрывают от дождя.
— Кстати говоря, я попробовал сегодня затаиться в кустах, — сказал он. — Я подкараулил в парке лорд-мэра в позолоченной карете и со всей его свитой в бархате и золоте, нарядных, словно попугаи. Но никакого толку из этого не вышло — у лорд-мэра не было при себе ни пенни, и у его людей тоже. Только один из его лакеев нашел для меня шесть новеньких пенсов — лорд-мэр всегда платит своим слугам только новыми пенсами. Я потратил четыре пенса на хлеб с сыром, а там на столе лежит остаток. Да, ремесло наше умирает! — и он снова закурил трубку.
Мы выключили свет, чтобы папа мог как следует насладиться этим сюрпризом, когда наконец вернется домой, и мы все сидели и болтали в свое удовольствие. В жизни мне так не нравился совершенно чужой человек, как тот грабитель, и мне было очень его жалко. Он сказал, что он был военным корреспондентом и даже издателем, в свои лучшие дни, а также конокрадом и драгунским полковником.
И вдруг, как раз когда мы собирались рассказать ему про лорда Тоттенхэма и про то, как мы были разбойниками, он вдруг поднял руку и сказал: «Ш-Ш» и мы все замолчали и стали прислушиваться.
Какой-то тихий, царапающий звук доносился снизу.
— Цыц! — сказал наш грабитель, — дайте мне кочергу и пистолет. На этот раз это и в самом деле взломщик.
— Это игрушечный пистолет, — сказал я, — И к тому же он не стреляет. Но курок взвести можно.
Мы услышали громкий треск.
— Он сломал оконную раму, — прошептал наш грабитель, — Вот так приключение! Оставайтесь тут, ребятишки, я пойду на разведку.
Но я и Дикки сказали, что мы пойдем с ним. Он позволил нам сопровождать его до первого этажа, где была кухня, и мы захватили с собой каминные щипцы. В кухне был свет — совсем слабый. Странно, что нам даже не пришло в голову, что это может быть уловка со стороны нашего грабителя, чтобы ускользнуть. Мы ни на минуту не сомневались в его честном слове. И мы были правы.