Флягину, — тут бы и мы поверили, что он, значит, верит в свои силы-возможности…

Флягин заерзал, бегая глазами с Лукашова на Данилова.

— Понимаете, товарищи, поскольку я человек приезжий и хозяйства у меня нет, трудно…

— Понятно! — закричали из зала. — За такое жалованье кто хоть согласится!..

— Дайте мне любую половиночку, я вам так хозяйство взбодрю! — снова вскочила Саша. — Да что там половиночку — за три сотни пойду! А? Соглашайтесь, мужики! — И она пошла к столу.

Собрание смеялось.

— Куда ты, садись! — махнул на нее рукой Лыков.

— Нет, погоди, я, может, хочу товарищу райкому объяснить картину нашей жизни, — загорячилась Сашка.

— Садись! — уже строже повторил Лыков. — Я тебе слова не давал.

— А ты дай! Может, товарищу райкому интересно будет? — настаивала Сашка.

— Твоим языком трактор заводить впору! Не мешай людям! — рассердился Лыков.

— Видели? — обратилась Сашка прямо к Данилову. — Как демократию зажимает? Вот оттого у нас и идет все через пень колоду… Дашь, что ли, слово, черт пегий, а то сама возьму!..

— Говорите! — кивнул ей Данилов. — Нельзя же в самом деле демократию зажимать… — смеясь, заметил он Лыкову.

— Ну, спасибо! — поклонилась Сашка.

Одернув на себе кофточку и поправив волосы, она вдруг заговорила певуче и рассудительно.

— Вот что я вам хочу сказать, товарищи дорогие. Если уж правду сказать, так сильно вы нас обижаете. Вот уж который год возите нам председателей. А сами-то мы из разума, что ли, вышли? Деды наши эту земельку небось всю в руках перетерли. Уж вроде бы нам и карты в руки, чтоб хозяйствовать на ней как положено. А вы все думаете, что вам с горки видней? Так вот что я вам скажу: ни к чему нам ни этот красноносенький, — мотнула она головой на Флягина, — ни Гусек наш, ни любой другой, кто в портках ходит. А уж ежели вы не можете без того, чтоб не назначать нам председателей, так пришлите хорошую бабу! Ведь на работе-то, на колхозной, сила вся наша, бабья, идет. А мужичье только руки в брюки, ходят да покрикивают! Голос ее вдруг зазвенел. — Так дайте нам такую, чтоб она наше горе вдовье да сиротское понять могла. Чтоб разогнала она всю эту шайку-лейку да работать их заставила…

— Демагогия! — крикнул Лыков. — При чем тут мужики или бабы?

— Видали? — подмигнула Сашка. — Испугался!

— Чего там испугался! Слыхали мы эти песни! — возразил Лыков.

— Вот тот-то и оно, что слыхали, да не уразумели! — усмехнулась Сашка, вдруг загрустнев. — Видно, нет в вашей колоде такой карты. Тасуй, не тасуй — все фальшивые хлопоты выпадают. — И она, махнув рукой, хотела уже было идти на место, но тут ее окликнул Данилов:

— Постойте!

Саша обернулась.

— Вы говорили очень горячо и подали интересную мысль. Действительно, женщин в колхозе у вас больше. Так, может быть, вы и возьметесь за это дело?

— Я? — поразилась Сашка. — Да что вы! Куда мне!

— Так вы же сами обещались за любую половиночку хозяйство взбодрить, — улыбнулся Данилов.

— Да ну! — засмущалась Сашка. — Это я так… для смеху…

— А что, Сашенька, берись! — вскочила вдруг одна из женщин. — Мы за тебя, как одна, руки подымем!

Притихшее было собрание вновь зашумело:

— Верно, бабы! Голосуй, наша возьмет!

— Дожили! За бабью юбку держаться теперь будем, что ли?

— Ничего! Она баба боевая!

— А по мне, что ни поп, то и батька! Лишь бы службу знал!

— Я, ей-богу, проголосую! Вот смеху-то будет!

— Не пойдет! — крикнул Гуськов. — Больно по женской части слабовата!

И снова в который уже раз по собранию покатился смех.

Сашка вдруг побледнела и двинулась к Гуськову.

— Что ты сказал? — медленно спросила она.

— Но-но! — предостерегающе поднял он палец. — Не правда, что ли?

— А ты ко мне в окошко лазил? — протянула она.

— Охоты не было, — отмахнулся Гуськов, — лазить к тебе!

Сашка вдруг схватила его за ухо и с силой стала выкручивать его.

— Нет, врешь, была у тебя охота! Говори: как на духу, была?

— Да ты что, спятила? — завопил Гуськов, корчась от боли и безуспешно пытаясь освободить ухо. — Больно же!

— Нет уж, говори — пустила я тебя?

Собрание хохотало. Лыков стучал что есть силы по графину. Лукашов хмуро ерзал на месте и вдруг закричал:

— Прекратите этот цирк!

Данилов терпел, терпел и вдруг захохотал…

— Пусти! — корчился Гуськов.

— Скажи правду — отпущу! Против правды спорить не могу! — торжествовала Сашка.

— Ну, не пустила! Пошутил я, — взмолился Гуськов. — Отцепись, окаянная!

— Слышите? — провозгласила Сашка. — Вот еще раз пошутишь так, и всю голову оторву вместе с ушами! — сверкнула она глазами.

— А знаете, нравится она мне! — вытирая выступившие от смеха слезы, сказал Данилов Лукашову. — Есть у нее и голова на плечах и хватка.