— Ты не можешь позволить себе быть разборчивым. Тебе нужно как можно быстрее жениться на деньгах.
— Почему бы тебе не принести такую жертву и самому не жениться на деньгах?
— Ни одна женщина меня не потерпит. Во всяком случае, из тех, которые меня знают. Нет, так что мне придется довольствоваться положением бедного негодника.
Коналл покачал головой, окутанный лесным ароматом сигары Стюарта. В дыму на его руке что‑то блеснуло.
— Если у тебя проблемы с деньгами, зачем тогда ты это приобрел? Ты не можешь себе позволить носить золотые кольца.
— Не совсем так, — ответил Стюарт. — Я не могу позволить себе покупать золотые кольца, но это подарок одной леди за предоставленные услуги.
— Ты и твои благодарные дамы. А когда этот поток доходов уменьшится до тонкой струйки? Что тогда?
Стюарт вздохнул:
— Увы, он уже иссяк.
— Хм, я говорил тебе, что рано или поздно это случится. Ты потратил, вернее, прогулял, слишком много денег в поисках удовольствий в компании дурных женщин и обильных возлияний.
— Коналл, если этот разговор превратится в одну из твоих нотаций, то я лучше пойду в постель. Пустую благодаря тебе.
— Ладно, прошу меня простить. Приберегу нотации для другого раза.
Устремив взгляд поверх головы Коналла, Стюарт уставился на дальнюю стену:
— А что это у нас там?
Коналл повернулся. В дверях стояла няня.
— А, Уиллоу, проходите.
Уиллоу вошла.
— Прошу прощения, сэр. Мастер Эрик плачет и зовет вас. Поскольку я с ребенком здесь первую ночь, может, вы его один раз сами успокоите?
Стюарт обошел кресло Коналла и взял Уиллоу за руку.
— Конечно, дорогая, он успокоит. А пока будет укладывать юного Эрика в постель, не составите ли мне компанию, мисс…
— Уиллоу, сэр. Уиллоу Слейтер.
— Уиллоу, — повторил Стюарт, улыбнувшись. — Какое восхитительное имя[2].
Коналл предупредительно положил руку на плечо брата.
— Стюарт, это няня Эрика. Служанка, — многозначительно подчеркнул он.
Стюарт бросил на него понимающий взгляд, но руку брата с плеча стряхнул и снова устремил глаза на Уиллоу.
Коналл посмотрел на девушку:
— Уиллоу, это мой брат, Стюарт Макьюэн.
Уиллоу присела в реверансе:
— Милорд.
— Какой очаровательный акцент, — продолжил Стюарт. — Как повезло моему племяннику, что он будет слышать этот чудесный голос. И как повезло моему брату, что нашел такие нежные ручки для ухода за своим единственным ребенком. Мисс Уиллоу, от имени мужчин нашей семьи приношу вам свою сердечную благодарность.
Стюарт поднес руку Уиллоу к губам.
И замер.
— Боже! — воскликнул он.
Уиллоу высвободила руку и спрятала за спину.
— Что это? — спросил Коналл, вдруг насторожившись.
— Ее рука, — сказал Стюарт. — Она… она…
— Простите меня, — сказала Уиллоу, густо покраснев.
— Позвольте мне взглянуть? — мягко попросил Коналл.
Уиллоу нерешительно протянула ему руку.
Коналл изучил тыльную сторону ее ладони.
— Боже милостивый, — произнес он.
На мягкой коже кисти проступал грубый шрам — результат ужасного ожога. Коналл поднял подсвечник, чтобы разглядеть получше, и увидел в свете свечей оттиснутый на ее руке знак. Это был не просто ожог. Это было клеймо. Бледная кожа над костяшками пальцев имела форму буквы «S».
— Что у вас с рукой?
Уиллоу отдернула ладонь.
— Ничего, милорд. Пожалуйста… не обращайте внимания. Вас ждет мастер Эрик.
— Уиллоу, может, вы мне все же скажете…
Но Уиллоу, отвернувшись, выбежала из комнаты.
После завтрака в имение с коровами Хьюма прибыл Киран, живший неподалеку от фермы «Майлс‑Энд». Несмотря на радость Шоны от встречи с Дейзи и Прешес, которых она знала с рождения, их появление напомнило ей о тягостной реальности. В ее жизни ничто не изменилось. Она работала на ферме у Хьюма и здесь продолжала работать на ферме. Три месяца, десять дней и пятнадцать часов продержаться…
Пока Киран перегонял коров в стойла, она все приготовила. Шона сомневалась, что Хьюм доил коров после их с Уиллоу отъезда с фермы «Майлс‑Энд», так что коровы, вероятно, страдали. Прешес была больше, и Шона начала с нее.
Она отвела корову в загон для дойки и зафиксировала ее голову в стойке. Чтобы чем‑то занять корову во время дойки, Шона насыпала в ясли подслащенного зерна. Сказав Прешес несколько ласковых слов и нежно потрепав по шее, Шона осторожно протерла коровье вымя мягким полотенцем, чтобы смыть грязь и волоски шерсти. Вымя у коровы было полным и твердым и начало подтекать. Обхватив соски большим и указательным пальцами, она сжала их, пока не побежала струйка молока. Вымя у Прешес было теплым, и соски наливались молоком сразу, как только она их опустошала. Умелые пальцы Шоны вскоре надоили целое ведро жирного парного молока. Подняв тяжелое ведро, она перелила его в пятигаллонный молочный бидон.
Дверной проем сзади закрыла какая‑то тень, затмив в коровнике солнечный свет.
— Доброе утро, Шона.
Англичанин. Его глубокий голос отозвался в ней резонансом и испугал, вызвав неожиданный трепет. Его акцент придал ее имени новую окраску, сделав более изысканным, что ли, и на секунду перенес ее из коровника в Шотландской низменности в салон лондонского дворца. Шона повернулась к нему и вдруг смутилась. Ее выцветшее платье из серой грубой ткани оказалось одним из самых поношенных, а чистый фартук уже был забрызган каплями молока. Она смахнула рукой упавшую на лицо прядь, выбившуюся из‑под чепца.
— Доброе.
Легким шагом он медленно подошел к ней. Что было в нем такого, что вызывало у нее смущение? Возможно, одежда, говорившая об уровне его состоятельности, о достижении которого никто из ее окружения не мог даже помышлять. А может, загадочности ему придавало в ее глазах его шотландское происхождение в сочетании с манерами иностранца. Или же причина крылась в его красивом лице и мускулистом теле, пробуждавшем сексуальные желания, признаваться в которых ему, а тем более выражать она не собиралась.
— Вижу, коровы уже на месте.
Англичанин положил руку в кожаной перчатке на голову Прешес и, опустив густые темные ресницы, разглядывал животное. Рукава его темно‑синего фрака плотно облегали могучие руки. Взгляд Шоны
