Уехала! Посреди ночи вылезла из кровати и, не разбудив его, уехала!
Шлепая по полу босыми ногами, Гаролд вернулся в спальню и закрыл за собой дверь. Он чувствовал странную тупую боль в желудке и двигался медленно, как старик. Или как человек, которого настиг неожиданный и суровый удар.
«Лишь ночь» — так он сказал ей. Но как она посмела уехать до того, как ночь закончилась? Даже не попрощавшись с ним. В приступе отчаяния Гаролд окинул взглядом тумбочку у кровати и письменный стол. Ни записки, ничего!
Ни разу в жизни, кроме этой ночи, ему не случалось терять голову из-за женщины. Он презрел все правила, все способы, которые обычно применял. Взъерошив волосы, Гаролд подумал, что Агнес сорвала с него не только одежду. Она уничтожила его выдержку, лишила контроля над собой, превратила в ничто его самодостаточность.
В пылу он даже что-то сболтнул насчет приручения. Но сказать так о мгновениях, когда Агнес лежала в его объятиях, было бы святотатством. Они оба обезумели ночью, хотя это было не в привычках Гаролда.
Тогда он жаждал мести. Он так ясно помнил торжествующую улыбку Агнес в тот миг, когда увидел ее в бирюзовом платье, словно она все еще стояла перед ним. Значит, он затащил ее в постель только из мести? В холодном сером свете утра Гаролд думал по-другому. Он затащил ее в постель, поскольку не мог иначе. Потому что она ему нравилась.
У него отвисла челюсть. Нравилась? Он хотел ее, вот и все.
И то и другое, подумал Гаролд. Ее ум бодрил его, характер не уступал его собственному, чувство юмора восхищало. Агнес не просто нравилась, она вызывала страсть, какой Гаролд прежде не испытывал. Должно быть, он спятил.
Да, вот это уже ближе к истине. Знаменитый своим холодным трезвым умом Гаролд Эванс лишился его. Агнес Кирби околдовала его. Соблазнила. Очаровала. И отомстить — если это было подходящее слово — сумела, оставив одного в пустой постели.
В Гаролде проснулась ярость. Его использовали. Использовали и бросили посреди ночи, не сказав даже «спасибо-было-очень-приятно».
Если она охотилась за его деньгами, то совершила крупный промах. Или ей не понравилось то, чем они занимались в его огромной постели? Может, она не захотела повторения. Конечно же ведь вся его техника обольщения полетела ко всем чертям. Он так гордился своими долгими ласками, тем, что умеет доставить женщине столько наслаждения, сколько хотел.
С Агнес же он отдался страсти, которая превратила в ничто все его правила, контроль над собой и ситуацией.
А может, она лишь изображала страсть, издавая негромкие стоны наслаждения, с силой сжимая его в объятиях. В конце концов, что он знал о ней? Вполне возможно, что каждую неделю она заводит нового любовника, только чтобы обойтись с ним столь же бессердечно.
Но ее глаза ослепительной голубизны… Не могла же она изобразить радость и тепло, так и лучившиеся из них. Или могла?
Воспоминания нахлынули подобно океанскому приливу. Восхитительные груди с розовыми сосками, воспламеняющие движения соблазнительных бедер, невероятно длинные ноги… Он прижал ладони к лицу и понял, что запах Агнес впитался в его кожу и что он хочет ее прямо сейчас ничуть не меньше, чем прошлой ночью.
Теперь Гаролд злился на себя не меньше, чем на Агнес. Он направился в ванную, содрал брюки и, ступив в душ, нещадно хлестал себя то обжигающе горячей, то ледяной водой, пока не успокоился. Ну вот, подумал он, хватаясь за полотенце. Ее как будто и не было. Последний след исчез.
Теперь все, что надо сделать, — это выкинуть чертовку из головы, как будто он и не встречался с ней. И не спал. Хотя есть еще одна вещь, о которой не стоит забывать, — надо помолиться, чтобы она и в самом деле провела Рождество в Антарктике.
Десять дней спустя Гаролд сидел, откинувшись в кожаном кресле у себя в кабинете, читая еженедельный бюллетень брокерской фирмы. Было десять вечера. Сквозь окна были отлично видны огни города, более многочисленные, чем звезды, и столь яркие, что затмевали их свет. Тут зазвонил телефон, и Гаролд нахмурился. Кто бы это мог быть в такое время?
Хоть бы не Нора. У него было совершенно неподходящее настроение для Норы. Он сдержал слово и сходил с ней в «Клеридж» в прошлую пятницу, когда вернулся из Нью-Йорка, и весь вечер подавлял желание видеть на ее месте Агнес.
— Да, — сказал он не слишком приветливо.
— Гаролд…
— Папа? Вы уже вернулись?
— Вчера вечером. Прекрасно провели время. Терезе очень понравилась Севилья.
Еще бы, подумал Гаролд.
— Вы в «Максвелл-холле»? Или в Лондоне?
— Мы дома. Знаешь, Агнес все еще в Тунисе, но она возвращается в пятницу вечером.
— Тунис, — повторил Гаролд.
— Да… что-то там с нефтью. Она летит домой через Лондон. Вы могли бы встретиться.
Ни за что, подумал Гаролд и спросил:
— Каким рейсом?
Марк осторожно сказал:
— Мне показалось, что на свадьбе вы друг другу не очень-то приглянулись.
— Ну, ты знаешь, как бывает на свадьбах… стресс и все такое. Было бы приятно увидеть ее в аэропорту. Из семейной солидарности так сказать.
А я становлюсь заправским лжецом, подумал Гаролд, когда отец ответил:
— Секундочку. Я дам тебе Терезу, она знает точно. Солнышко, поговори с Гаролдом.
— Здравствуй, Гаролд, — сказала Тереза с робостью.
— Привет, Тереза, — сердечно откликнулся Гаролд. — Рад, что вы хорошо провели время. Папа говорит, что Агнес будет здесь транзитом в пятницу. Не знаешь когда?
— У меня записано. Я всегда стараюсь знать ее планы, потому что очень волнуюсь, когда она разъезжает по всем этим ужасным местам. Хоть бы она бросила эту дурацкую работу. А, вот. — И Тереза продиктовала время прилета и номер рейса.
Гаролд записал все это, удивляясь на самого себя. Тереза не умеет держать тайны, и Агнес скоро узнает, что он спрашивал про нее.
— Какая досада! Кажется, я не смогу с ней пересечься… В этот вечер у меня билеты на премьеру «Аиды» в «Ковент-Гардене», — сказал он наигранно-бодрым тоном.
— Вот жалость! — пискнула Тереза. — Агнес обожает Верди и мечтала попасть на эту оперу… Ну ничего, встретитесь в другой раз.
— Тогда сделай мне одолжение, не говори ей о моем звонке, ладно? Не хочется разочаровывать Агнес.
— Конечно, конечно, — поспешно отозвалась Тереза, явно польщенная тем, что ей доверяют.
Через несколько минут Гаролд положил трубку. Значит, Агнес любит оперную музыку. Еще один маленький штрих к портрету женщины, которая была постоянным предметом его мыслей и снов.
Время, проведенное с Агнес в «Максвелл-холле», нисколько не удовлетворило аппетита Гаролда. Он по-прежнему хотел ее. Мечтал о ней днем и ночью. Но на этот раз он получит ее на своих условиях. Последнее слово останется за ним, Гаролдом Эвансом. Он решит, когда ей уходить!
Последняя пересадка, подумала Агнес с облегчением, улыбаясь таможеннику и протягивая ему паспорт, чтобы тот поставил штамп. Она чувствовала себя превосходно. Встречи прошли удивительно успешно, официальный прием удался на славу, и она даже выкроила денек, чтобы ознакомиться с достопримечательностями столицы. И все же, как хорошо вернуться домой!
Но улыбалась она, терпеливо ожидая, когда проверят багаж совсем по другой причине. По пути домой
