эскадронов самых разнообразных могильщиков, у некоторых из них к тому же очень миленькие названия: Drosophila funebris, Necrobia violacea и прочие Necrophorus. Они стоят как бы особняком в многочисленных и «разношерстных» семействах двукрылых и жесткокрылых, мух и жуков, некрофагов и некрофилов (эти последние питаются некрофагами и паразитируют на них). Настоящая пирушка для зверушек!

Напоминаем: все происходит в строгом порядке, поскольку хватит на всех! Пятая бригада, например, колонизирует труп строго в момент аммиачной ферментации — их «курортный заезд» начинается через пять месяцев после кончины и длится около четырех месяцев. Чувствуется, что сезон уже заканчивается. Это навевает ассоциации с длинными выездами буржуазных семей в Венецию лет сто назад — по крайней мере, так, как это описано у Томаса Манна. Отметим в заключение, что термин «эскадрон» (или «бригада») дал старшине жандармерии Бернару Шовэ повод для бесконечных сомнительных острот на первом европейском семинаре по судебной энтомологии, проходившем во Франции в 2002 году под эгидой Национальной жандармерии, которая обзавелась соответствующим специализированным подразделением еще в 1992 году.

Приземление банки с медом на стол к завтраку — операция сложная и требующая немалого мастерства. Проблемы создают не заключительные этапы — они-то как раз не представляют значительных трудностей, за исключением случаев, когда «маневр» производится при открытой крышке, утром и с бодуна. Именно начальные фазы процесса могут вызвать затруднения, так как нужно, чтобы пчелы «улетели» на волю искать более подходящие места для сбора добычи. Избавиться от пчелы — не просто, а кроме того, эта операция занимает немало времени и, как при игре в бадминтон, требует, чтобы на улице не было дождя и сильного ветра.

Затем пчелка Майя возвращается домой, чтобы сообщить товаркам о своих открытиях. Вернувшись в улей, она сразу принимается исполнять пресловутый танец, описанный австрийским этологом Карлом фон Фришем в его исследовании «Жизнь и повадки пчел» (1927 г.). Двигаясь по кругу или по восьмерке, рабочая пчела указывает направление и расстояние до «месторождения» нектара. Остальные пчелы следят за этим балетом с нескрываемым интересом, а потом спешат на промысел. Отсюда вытекают различные связанные операции вплоть и включительно до вашего прохода через кассу ближайшего гипермаркета, где лазерный луч, скользнув по баночке, содержащей 375 г французского меда, укажет вам, что стоимость данного объекта 4,70 евро, то есть 12,53 евро/кг.

Итак, как видим, процесс — непростой. Но все выглядит еще сложнее, если в него вмешивается наука. Китайские ученые заинтересовались, что произойдет, если смешать в одном улье европейских пчел (Apis mellifera) и азиатских (Apis сегапа). Дело в том, что, представьте себе, танцы у этих пчел — разные. Ну, к примеру, что было бы на заводе, если поставить у одного конвейера японских и французских рабочих, говорящих только на своем языке. На выходе «рено-клио», скорее всего, имела бы довольно странную физиономию.

С медом, по счастью, обстоит все более или менее благополучно. В своей статье «Восток учится у Запада: азиатские пчелы могут понимать язык танца европейских пчел» (июнь 2008 г., журнал «PLoS One», т. 3, № 6) исследователи отмечают, что восточные пчелы довольно быстро «просекают» язык движений своих западных коллег. Что приводит к высокой производительности и созданию международного профсоюза.

Танец пчел является единственной известной формой знаковой коммуникации у беспозвоночных. А теперь еще и выяснилось, что язык этой коммуникации может быть отчасти выучен представителями другого вида пчел. Какой прекрасный урок преподносят нам тем самым общественные насекомые! К сожалению, в каждой бочке с медом — ложка дегтя. Если просто смешать европейских и азиатских пчел, самым наглядным и конкретным результатом явится то, что они за несколько дней перебьют друг друга. Сотрудничество возможно лишь при определенных условиях. Во-первых, пчеломатка должна быть азиатской породы; во-вторых, из улья нужно убрать пчел, проявляющих наибольшую агрессивность, а остальных, всякий раз, когда напряженность начинает возрастать, «накачивать до отвала» сахарным сиропом. Только тогда насекомые могут согласиться выйти на общий танцпол.

Ученым известно, что блюдо, выложенное листьями зеленого салата с майонезом, не является естественной средой обитания омара. В природе это существо живет в основном в холодных водах и благополучно проживает около сорока лет, если, конечно, повезет. Однако бывает, что на склоне лет омар (Homarus gammarus) вдруг запрыгивает в кастрюлю с кипятком, где приобретает ярко-красную окраску. А уж потом отправляется полежать на зеленых листьях в окружении приправ и в сопровождении сухих белых вин.

Этот скачок в кипящую воду — момент, который весьма интересует ученых, занимающихся членистоногими. Им удалось установить, что омар совершает данный прыжок не сам — его туда бросает рука, которая только что взбивала майонез (если только майонез — о ужас! — не выкладывается уже готовым из банки или не выдавливается из тюбика). Таким образом, ясно, что причиной подобного удивительного поведения животного является антропогенный фактор. Доказано также, что упомянутое ракообразное в момент погружения не испускает криков, в отличие, скажем, от собак или кошек, которые довольно громко заявляют, что им совсем не нравится контакт с кипятком, особенно в форме погружения в оный. Это, несомненно, одна из причин того, что повара нечасто варят собак и кошек живьем (так же как, впрочем, хомяков и зебр).

Омар не издает никаких звуков, поскольку у него нет голосовых связок, и в этом его беда. Но даже если бы они у него и были, можно ли с уверенностью сказать, что он ими воспользовался бы в этот ключевой момент своего существования? Иначе говоря, страдает ли омар, когда его кидают в бульон? Наши вкусовые рецепторы предпочитают думать, что нет, не страдает, тогда как все остальные части нашего существа убеждены практически в обратном. Так вот, знайте: наука поддержала в этом вопросе наши вкусовые рецепторы, установив в 2005 году, что в минуту погружения в кипяток омар не испытывает боли.

В то время в рамках закона о защите животных правительство Норвегии собиралось запретить использование живых червей в качестве рыболовной наживки. Перед тем как принять столь чреватое последствиями (для рыб) решение, чиновники обратились в Университет Осло с просьбой провести исследование относительно болевых ощущений у беспозвоночных. Профессор ветеринарного факультета Венхе Фарстад выдал по этому вопросу следующее заключение: когда червяка насаживают на крючок, нам кажется, что ему это сильно не нравится. Однако на самом деле ему по большому счету все равно, и мы наблюдаем всего лишь рефлекторные дерганья. У этого животного слишком примитивная нервная система, чтобы он мог действительно страдать от боли. К примеру, разрежьте его пополам, и каждая половинка продолжит как ни в чем не бывало заниматься тем же, чем до этого занимался целый червь (омар на такой «подвиг» не способен; к тому же его и разрезают-то только после того, как отварят).

У омара 100 тысяч нервных клеток. У человека — 100 миллиардов. Это дает нам очень ценные преимущества, например способность переживать любовные страдания, орать, когда мы попадаем себе молотком по пальцу, а также рассчитывать сумму подоходного налога. У ракообразных жизнь гораздо проще: если омара бросила его омариха, ему на это глубоко плевать, да и кипяток его не страшит.

Самым крупным сухопутным животным в Антарктике является… бескрылая мошка, величиной не превышающая одного сантиметра. Ученые дали ей ласковое название Belgica antarctica. А как же белые медведи — разве они не больше? Да, конечно, но они как-то все больше живут на Северном полюсе, а не на