Если же говорить о мире в целом, то эволюция соотношения переговорных и силовых средств воздействия на глобальном уровне все-таки шла по пути повышения роли переговоров при урегулировании конфликтов. И это несмотря на лавинообразное развитие конфликтов после окончания «холодной войны». Что же позволяет сделать такое заключение? Как это ни парадоксально может показаться на первый взгляд, но главное здесь — развитие и совершенствование военных технологий. Подойдя к определенной грани — появлению средств массового уничтожения, мировое сообщество осознало, что сегодня резко ограничена возможность силового воздействия. В связи с угрозой полного уничтожения всех участников конфликта их применение стало бессмысленным. В результате во второй половине нынешнего столетия, как отмечает А.А. Мурадян, стала набирать силу тенденция, суть которой заключается в том, что необратимый процесс утраты «силовым фактором» своей роли фундамента мировой политики способствовал росту значения политических инструментов. Акценты в современной политике и дипломатии постепенно смещаются от методов жесткого военного принуждения к искусству «урегулирования» и «соглашения». Конечно, пишет А.А. Мурадян, данный процесс противоречив и неоднороден, и все же он достаточно выразительно характеризует магистральное направление развития современной дипломатии.

Кроме того, односторонние, в первую очередь военные, действия все более ограничиваются не только растущей военной, но также экономической, экологической, информационной, социальной и прочей взаимозависимостью мира. Как следствие этих процессов, переговоры становятся не просто ведущим, а единственно возможным средством урегулирования крупнейших конфликтов.

Принципиальное изменение роли и места переговоров во второй половине XX в. привело, по мнению отечественного исследователя В.А. Кременюка, к формированию системы международных переговоров, которая обладает тенденцией отражать и по своей сути и по структуре существующую систему современных конфликтов и споров. Эта система становится все более универсальной, объединяющей в себе формальные и неформальные процедуры разрешения конфликтов и определенные правила поведения: ненасилие, ориентацию на совместный поиск решения, сотрудничество. (Подробнее об этом см. гл. 18, параграф 2.)

Развитие процесса политической и экономической интеграции в мире одновременно способствует укреплению и совершенствованию самого переговорного механизма, его институциализации. Это выражается, в частности, в создании постоянных переговорных форумов, таких как СБСЕ, оформившихся впоследствии в международную организацию ОБСЕ; в использовании международных организаций, в первую очередь ООН, для разрешения конфликтных ситуаций.

Совершенствование переговорного механизма на международном уровне сопровождается аналогичными процессами в отдельных странах. Так, перераспределение власти в ЮАР, ее отказ от апартеида, были подготовлены, по образному выражению известного исследователя в области урегулирования конфликтов У. Зартмана, мириадами небольших переговоров на различных уровнях.

Определяя подход к решению конфликтных ситуаций в мире на глобальном уровне как переход от силовых методов к переговорам, следует сделать оговорку, что это может рассматриваться только в качестве самой общей исторической тенденции. Данный процесс сложен, противоречив и вовсе не исключает использования силовых методов в той или иной конкретной стране или регионе. Так, конец 80-х и начало 90-х годов характеризовались резким возрастанием числа вооруженных локальных конфликтов в Европе. Вообще же на локальном уровне силовые методы решения конфликтов остались весьма распространенными. Более того, здесь можно выделить такие тенденции, как продолжение использования террористических действий (примером тому могут служить конфликты в Северной Ирландии, Чечне и некоторых других регионах планеты), стремление сторон (или одной из них) «идти до конца», несмотря ни на какие жертвы (Чечня, Афганистан).

Фактор восприятия в условиях конфликта является одним из важнейших. Итальянский исследователь У. Гори заметил, что, как показывает история, войны начинаются скорее по идеологическим или политическим причинам, а также из-за психологических установок, а не в результате огромного накопления оружия. Отечественный автор Т.Ф. Дмитричев, упоминая об обсуждении вопросов разоружения в ООН, высказывает мысль, сходную с У. Гори, и отмечает, что основные проблемы, с которыми сталкиваются участники переговоров, лежат не столько в самом разнообразии систем и видов оружия, несовпадении их технических характеристик и т. п., сколько в различном восприятии и понимании проблемы, в результате чего у каждой стороны складывается свой собственный, индивидуальный подход к «наболевшим» вопросам. В более широком плане данная идея выражена в Уставе ЮНЕСКО, где она сформулирована весьма точно: войны начинаются прежде всего в сознании людей. Отсюда следует, что и урегулирование конфликтов надо начинать с изменения сознания и восприятия конфликта его участниками, с их взаимных установок относительно возможных путей его урегулирования. При этом необходимо иметь в виду, что каким бы далеким от действительности не было восприятие сторонами друг друга и причин конфликта, с ним необходимо считаться. Оно является фактором реальности и в этом смысле является объективным параметром ситуации.

Итак, в конфликтной ситуации стороны предпринимают те или иные действия, выбирают силовые или мирные пути разрешения проблемы, исходя не из наличия неких «объективных» противоречий между ними, а из того, как они видят и оценивают обстановку. Однако сами участники конфликта мало обращают внимания на факт различия восприятия, пытаясь доказать правильность именно собственного видения проблемы, его соответствие объективным характеристикам ситуации.

Американский исследователь К. Боулдинг — один из тех, кто положил начало работе по изучению восприятия участников конфликта. В частности, он подчеркивал, что восприятие не только является отражением внешней реальности, но и развивается по собственным законам. Образы восприятия могут усиливать или ослаблять друг друга, возникать и исчезать.

Как отмечалось в предыдущей главе, само по себе наличие противоречий не обязательно ведет к конфликту. Для развития конфликта стороны должны осознавать, что их интересы и цели несовместимы, а также иметь установки на конфликтный способ разрешения противоречий. Более того, объективно цели и интересы сторон могут и не противоречить друг другу, но если они воспринимаются как взаимоисключающие, то это может повлечь за собой конфликт. Примером может служить Карибский кризис 1962 г., во время которого первоначально и американская, и советская стороны исходили из того, что противоположная сторона будто бы преследует крайне агрессивные цели. Исследователи О. Холсти, Р. Броди, Р. Порт, тщательно проанализировав события того времени, пришли к заключению, что именно фактор неверного восприятия сторонами конфликта основных намерений друг друга был одним из главных моментов в развитии Карибского кризиса.

Все эти факты дали основание американским авторам Д. Прюитту и Дж. Рубину дать определение конфликта как конфликта воспринимаемых интересов, имея в виду, что в любом случае при конфликте стороны видят свои интересы как противоречащие друг другу, независимо от того, каково их реальное соотношение. В некоторых случаях, отмечают американские исследователи Дж. Рубин и Д. Колб, стороны объективно могут и не иметь повода для конфликта, разделяющего их, но будут действовать так, будто конфликт существует. Подобным же образом участники конфликта могут быть разделены глубокими объективными различиями, но тем не менее будут верить, что таковых не существует, и действовать, руководствуясь своими (пусть иллюзорными) взглядами на реальность, избегая очевидной конфронтации.

Вследствие ошибки восприятия один участник может начать боевые действия в отношении другого лишь на основе того, что он сочтет (или воспримет), будто тот представляет для него угрозу. Этот участник первым начнет вооруженную борьбу, чтобы перехватить инициативу и тем самым получить преимущества. На практике может случиться и так, что реальный конфликт интересов будет проигнорирован, а несуществующий воспринят как настоящий конфликт.