дальнейшем никакого вреда не было.

– А что произошло с машиной? – спросил Грегори.

– Она не подлежала ремонту, – ответил Фесс.

– Я слишком долго ждал хозяина Регги и ничего не предпринимал.

– У тебя не было выбора, – с отвращением сказал Магнус.

– Напротив, мои создатели решили, что у меня был слишком широкий выбор, но я не решился им воспользоваться в контексте ситуации. Мне следовало игнорировать приказ хозяина и взять управление на себя. В последующих роботов серии ФСС встроили специальную цепь, позволяющую подобные вольности.

– Но тебе-то это не очень помогло, – подвел итог Джеффри.

– Какие все-таки роботехники хладнокровные!

– Корделия вздрогнула. – Я удивляюсь, почему они не разбили и не похоронили тебя. Такие бессердечные люди.

– Они могли бы так поступить, – отозвался Фесс, – тем более, что пришли к выводу: стоимость ремонта слишком велика и не окупит затрат. Они не могли просто заменить конденсаторную панель, нужно было заменить все молекулярные цепи с микроманипуляторами. При этом существовала очень большая вероятность серьезно повредить мой центральный процессор. Разумеется, операция стоила бы гораздо больше, чем сумма, которую мог получить владелец от моей продажи.

– Что же он сделал? – спросил Джеффри, нахмурившись. – Ведь это его вина.

– Я тоже был виноват, Джеффри.

– В чем? – спросил мальчик, – Ты ведь сам сказал, что у позднейших роботов была специальная цепь, которой у тебя не было. Ты не мог помешать хозяину.

– Ты говоришь нелогично, Фесс, – добавил Грегори. – Но вижу, что ты поступаешь в соответствии с программой, о которой рассказывал нам.

Джеффри сердито посмотрел на брата.

– А ты откуда знаешь?

Но Магнус знаком велел ему замолчать, и обратился к Фессу:

– Что же сделал с тобой твой хозяин?

– Он не захотел больше меня видеть, – вздохнул Фесс.

– Ага, – догадалась Корделия, – потому что ты был свидетелем его позора.

– “Был свидетелем” – это точно сказано, – нехотя признался Фесс. – Мои записи полета были прочитаны в открытом суде, который признал хозяина виновным в управлении машиной в пьяном виде и приговорил к лишению прав на шесть месяцев.

– Регги все-таки лишили прав? – порадовался Джеффри. – Это значит, что он не мог больше управлять машиной без разрешения?

– Да, без этого документа управлять летательными аппаратами не позволено, – согласился Фесс. – Слишком велика вероятность, что водитель причинит вред другим.

– Ты все слышал сам, – презрительно бросил Магнус, – а выводы делать не умеешь.

Джеффри покраснел, но прежде чем он что-то сказал, Корделия спросила:

– Значит, он больше не мог водить машину?

– Нет, – подтвердил Фесс, – целых полгода ему приходилось нанимать других. И поэтому он продал меня – и меня самого, и все мои цепи – тому, кто предложил больше всех.

– И кто же оказался счастливым покупателем?

– Почему счастливым?

– Потому что приобрел такого замечательного робота! – выпалил Джеффри.

– Этой счастливицей, – вздохнул Фесс, – оказалась компания, которая специализировалась на разборке старых машин и поставке запасных частей по низким ценам.

– Ты, должно быть, стал для них большой ценностью, – предположила Корделия.

– Спасибо за то, что пытаешься уберечь мои чувства, девочка, но, пожалуйста, не забывай, что у меня их нет.

Девочка с сомнением посмотрела на него, но промолчала.

– Я был обычной грудой металлолома, – откровенно сказал Фесс, – и со мной соответственно обращались. Конечно, нечего этого стыдиться, тем более что с тех пор прошло добрых полтысячи лет! И все же Корделия права: я был большой ценностью для этой компании, самым ценным собранием лома.

– Но разве тебя не расстроила продажа на запчасти? – выпалил Джеффри.

Корделия укоризненно посмотрела на бесцеремонного братца, но Фесс ответил:

– Не могу сказать, что я был расстроен, тем более, что тем самым освободился от Регги. Противоречивые приказы шалопая и вертопраха весьма угнетали меня.

– Но тебя опозорили, обесценили!

– В этом утверждении есть определенная доля истины, – согласился Фесс. – И все же, рассматривая этот эпизод с высоты прошедших пятисот лет, я считаю, что цена освобождения от Регги оказалась не слишком высокой.

Магнус проявил мужество: он ни о чем не просил. Но Гвен видела его усталое лицо и пожалела сына. Джеффри, напротив, был еще слишком мал, чтобы контролировать свои чувства:

– Мама, я хочу есть.

– Конечно, хочешь, – понимающе проговорила Гвен; на фоне сдержанности Магнуса нетерпение мальчика выглядело капризом. – Но потерпи, скоро будет гостиница.

Действительно, та уже показалась из-за поворота дороги. Аккуратное двухэтажное строение. Высокие стрельчатые окна и красная черепичная крыша. Над дверью висел моток зеленой шерсти, который раскачивался на ветру.

– Зеленый, – заметила Гвен.

– У них есть свежий эль, – Род улыбнулся. – Обед под это дело пойдет гораздо веселей, чем я надеялся.

Но Корделия во все глаза уставилась на животное, привязанное у входа.

– О! Бедная овечка!

– У тебя что, прогрессирующая близорукость, сестричка? – ядовито поинтересовался Джеффри. – Разве не заметно, что сие не овечка, а самый натуральный осел!

– Мои глаза видят не хуже твоих, – возразила Корделия. – Но это настоящая овечка среди ослов! Разве тебе его не жаль?

– Ради Бога, Джеффри, помолчи! – Гвен перехватила готовую сорваться с языка колкость. Мальчик закрыл рот и сердито посмотрел на мать. – Ты права, девочка, – сказала Гвен. – С животным обращались очень жестоко.

Действительно, тусклая, грязная, в пятнах парши шерсть на боках ничуть не скрывала ходуном ходившие ребра. Осел вытягивал шею, стараясь дотянуться до пучка травы.

– Какой у него жестокий хозяин, – возмутился Магнус. – Сам небось набивает брюхо в таверне, а животному даже клочка сена не оставил!

– К тому же осел очень истощен, сразу видно, что ему много приходилось работать, – заметил Фесс.

Это замечание можно было считать слишком мягким: бедный маленький ослик был впряжен в телегу, явно перегруженную гигантскими бочками.

– Такое отношение к бедному тягловому животному непростительно! – заявил Фесс. Грегори удивленно посмотрел на него:

– На тебя это не похоже, Фесс.

– Что именно?

– Осуждать поступки человека.

– Наш приятель чрезвычайно чувствителен по отношению к тягловым животным, сын, – объяснил Род без капли иронии в голосе.

– Но как хозяин этого ослика может быть таким черствым? Он очень жестоко обращается со своим