допроса. Одна сторона («часовщик») — потому что хочет скорее узнать, какими против него уликами располагают и что ему грозит; другая сторона — чтобы до конца разобраться с его правонарушениями.

Хомяков-Моргун высок ростом, строен, худощав. Лицо у него приятное, продолговатое, карие глаза чуть прищурены. На голове копна черных как смоль, густых, вьющихся волос. На нем — начищенные до блеска хромовые сапоги, кожаный реглан. Ничего не скажешь — «интеллигентная внешность»!

Он кидал по сторонам пристальные взгляды, его тонкие нервные пальцы холеных рук слегка вздрагивали. Но сидел он чуть подбоченясь и всем своим видом как бы говоря, что зря вокруг него что-то затевается, что он и не такое видывал.

Подполковник Мазалович объяснил требования закона о правах и обязанностях задержанного, спросил: «Назовите правильно свою фамилию, имя, отчество?» — «Разве вам неизвестно?» — спросил тот улыбаясь. «Прошу ответить на вопрос». — «Что ж, пожалуйста, я Моргун Егор Фролович». — «Предлагаем чистосердечно рассказать следствию, какие правонарушения вы совершили». — «Гражданин следователь, я жил, может быть, немного безалаберно, но, как говорится, честным трудом, ничем себя не скомпрометировал».

На вопрос о том, где он родился и чем занимался до задержания, Моргун изложил сочиненную им уже известную нам версию, что, дескать, родился в Барнауле, родителей не помнит, родственников не имеет. С малых лет воспитывался в детдоме, откуда сбежал и бродяжничал во многих городах, а в 1944 году осел в Иркутске. Из знакомых назвал лишь Прошина, Залесскую и Шевелеву, у которых ранее жил.

Мы снова предупредили задержанного быть искренним. Однако он, и глазом не моргнув, назвал почти все крупные города, расположенные в районе железнодорожной магистрали — от Урала до Владивостока, где якобы жил, заявляя, что точные адреса местожительства и предприятий, где работал, не помнит. В таком «ключе» продолжать допрос было бесполезно, и мы его прекратили. Моргун, как видно, стреляный воробей — не сознается ни в одном своем преступлении, пока не будет изобличен безоговорочными уликами.

В тот же день генерал Шишлин поинтересовался результатами первого допроса. Подполковник Мазалович, разговаривая с ним по телефону, доложил по всей форме. И вдруг лицо его, полное, обычно непроницаемое, с массивными очками на переносице, вздрогнуло от изумления.

«Товарищ генерал, — сказал он. — Рядом со мной майор Батищев, разрешите мне повторять ваши слова вслух, а он запишет?»

Подполковник медленно говорил, а я записывал: «Используя присланные вами отпечатки пальцев «часовщика», в архиве Хабаровского краевого управления МВД нашли анкету с идентичной дактилоскопией. Согласно анкете, на которой есть и фотокарточка, Хомяков — он же Моргун — является еще и Сиплым Викентием Львовичем, 1916 года рождения, уроженцем и жителем города Ачинска Красноярского края, осужденным в 1937 году за грабеж квартиры и убийство на 12 лет исправительно- трудовых лагерей. Есть сведения, что Сиплый утонул в Амуре 7 мая 1939 года. Анкету высылаем вам нарочным, следственное дело на Сиплого будет направлено вам в Иркутск из Красноярска».

Мы намеревались теперь допрос «часовщика» вести решительнее — по материалам обыска.

Но тот казался неунывающим и даже излишне самоуверенным. Когда охрана ввела его в следственную комнату, он даже чуть слышно насвистывал какую-то мелодию. На предложение следователя рассказать правду о себе, он ответил, что дал искренние объяснения еще вчера.

Тогда мы взялись за неотразимое оружие — за улики.

«При обыске у вас был изъят чемодан со средствами подделки документов. Когда вы начали свою преступную деятельность?» — спросил следователь подполковник Мазалович. «Это не мой чемодан, его хозяин, видно, Прошин». — «О том, что чемодан принадлежит вам, утверждают Прошин и понятые, показания которых вам будут оглашены. Что вы на это скажете?» — «Прошин и понятые меня оговаривают. Изъятый при обыске чемодан не принадлежит мне». — «На чемодане и находившихся в нем предметах обнаружены отпечатки ваших пальцев. Перед вами акт экспертизы. Ознакомьтесь и дайте объяснения по существу».

«Часовщик» лишь мельком взглянул на акт экспертизы: «Да, я вспомнил: действительно, видел в квартире Прошина похожий на изъятый при обыске чемодан. Очевидно, перепутал — открыл его однажды. Меня удивило содержимое чемодана: из любопытства мог потрогать лежавшие в нем предметы руками». — «В четырех поддельных аттестатах, на которых обнаружены отпечатки ваших пальцев, указаны фамилии заказчиков, которые установлены и допрошены, их показания оглашаются. Эти свидетели показали, что вы подделали для них аттестаты за деньги. Теперь вы намерены говорить правду?»

«Часовщик» молчал, наклонив голову и положив ладони на свою пышную черную шевелюру.

«Отвечайте на вопрос». — «Гражданин следователь, — вдруг просяще заговорил «часовщик», — а сколько дадут за подделку документов в виде промысла? До двух лет, кажется?» — «Отвечайте на вопрос», — снова потребовал подполковник Мазалович.

Обвиняемый, с трудом выдавливая из себя слова, рассказал, что он несколько лет подделывал документы, штампы, печати по просьбе знакомых.

«С какой целью это делали?» — «Обслуживал население: люди теряли, портили, нечаянно уничтожали документы, которые нужно было восстанавливать, вот я им и помогал…» — «Вы брали деньги за подделку документов?» — «Брал за… услуги… когда давали… Иногда изготавливал документы бесплатно». — «Все свидетели, показания которых оглашены, утверждают, что они платили вам деньги за подделку документов. Назовите тех, кому подделывали документы бесплатно?» — «Такие были, но их фамилий не помню».

«Часовщик» изворачивался, уходил от правдивых показаний. Поэтому надо было «вводить в допрос» все новые и новые материалы-улики. И они один за другим оказывались в наших руках. Вскоре мы получили анкету на Сиплого из Хабаровска, уголовное дело на него же из Красноярска, показания сестер обвиняемого, достаточно полные и правдивые, Лидии и Зинаиды. Под давлением всех этих неопровержимых улик ему все труднее было разыгрывать из себя невинность. Материалы, уличающие подследственного, мы расходовали экономно. Придерживались такого принципа: используя лишь небольшую часть бесспорных улик, добиться того, чтобы арестованный сам рассказал о совершенных им преступлениях, а с помощью припасенных материалов как бы сверять правдивость его показаний. Тем самым мы хотели подвести обвиняемого к даче исключительно правдивых объяснений по бикинскому периоду его преступных действий, который пока нас больше всего интересовал и о котором материалов было собрано маловато.

И вот начали допросы в духе выработанной нами тактики.

«Следствие настаивает, чтобы вы назвали свою настоящую фамилию и объяснили, почему ее скрываете?» — спросил на очередном допросе подполковник Мазалович. «Я — Моргун Егор Фролович, другой фамилии у меня не было». — «Вот справка Барнаульского загса о том, что Моргун Егор Фролович умер 18 мая 1942 года. Почему вы присваиваете его имя?»

«Часовщик» слегка побледнел и, как мне показалось, чуть вздрогнул, увидя справку загса, однако, преодолев в себе волнение, невозмутимо отвечал: «Моргуном являюсь я, а в Барнауле, видно, напутали, похоронив кого-то другого вместо меня. Я ведь живой…»

На эту реплику преступника подполковник Мазалович огласил показания матери и сестры Моргуна о том, что их сын и брат Моргун Егор Фролович умер в мае 1942 года и похоронен на городском кладбище в их присутствии.

«Что вы скажете по этому поводу?» — «Я правдиво объяснил, что являюсь Моргуном, и мне нечего добавить». — «Вам предъявляется анкета Хабаровского краевого архива МВД с фотокарточкой и оттисками пальцевых узоров и акт экспертизы, из которых видно, что вы являетесь Сиплым Викентием Львовичем, судимым в 1937 году. Вы признаете это?»

Ознакомившись с анкетой и актом экспертизы, «часовщик» втянул голову в плечи, но еще не сдавался.

«Это какое-то недоразумение, кому-то интересно путать». — «Если для вас и этого мало, предъявляем вам справку Курганского загса о том, что вы являетесь Хомяковым Мироном Романовичем, что ваши родители умерли и похоронены в городе Кургане, а сестры Лидия и Зинаида проживают: первая — в Херсоне, а вторая — в Новосибирске. Теперь вы намерены давать правдивые показания о себе?»

И тогда выдержка изменила «часовщику». Он затрясся в истерике, толстая шея его побагровела, со