- Жаль... - Алексей медленно ступил за порог. - Думал, поживете у нас, порезвимся... - Калитка медленно затворилась за ним, и почти сразу же взревел мотор и рванулась машина, деля с водителем его досаду и печаль.

- Счастливый человек! - сказал Ашир. - Кому что, а ему бы только резвиться! Совсем счастливый человек. До тошноты. Я пойду, друзья. Ростислав Юрьевич, сразу вдруг не уезжайте. Если хотите, это приказ. Ростик, дорогой, и не пей больше, прошу тебя. Обещаешь? - Он обнял Знаменского, близко заглянул в глаза, в несчастные его глаза несчастными своими глазами. - Друг, нам сейчас надо трезвыми быть.

- Обещаю...

Ашир ушел. Знаменский и Дим Димыч остались вдвоем.

- Что там он понаписал в своем омерзительном заявлении? - спросил Дим Димыч.

- Мне его не показали. А на словах... - Знаменский оборвал фразу.

- А на словах рассказали о нашумевшем в городе процессе, когда судили преподавателей и студенток мединститута?

- Да.

- Суд бывает правый и неправый. Судить следовало соблазнителей, а не соблазненных. Девочки... Что они понимали в жизни? Им казалось, что они вступили в непрерывный праздник, а они вступили в непролазную грязь.

- Не продолжайте, Дмитрий Дмитриевич. Я не судья. Вот уж кто не судья. Но раз заговорили, спрошу все же... Почему она не уйдет от этого человека, который, видимо, ей ненавистен? Как-то не складывается образ...

- Да, она гордая. И давно бы ушла. И уехала бы отсюда. Давным-давно. Сын держит. Мальчик не знает, что этот скверный человек не родной ему отец. Это последняя ниточка, которая все держит. Конечно, вот- вот оборвется, но держит. Светлана страшится за мальчика с его нервной системой, что ее разрыв с мужем отразится на нем. И еще одно обстоятельство. Здесь у нас в городе работает замечательный логопед. К нему сюда свозят детей со всей страны. Светлана верит, что он вылечит Диму. И есть сдвиги. Таковы обстоятельства, дорогой Ростислав Юрьевич. Не мы правим жизнью, нами правит жизнь.

- Да, да, но рисует-то жизнь...

- Именно! Бога отвергли, так тогда, скажите, в чьих же руках наша жизнь? Чьи мы данники, чьи избранники? Обстоятельств? Ну, пусть будет так. Бога нет, есть обстоятельства. Я иначе думаю, но я в меньшинстве.

- Помогают вам ваши молитвы?

- Нет... Не знаю... Кто про это знает?.. И дело не в молитвах, дело в делах, нами делаемых. Вот вы, один из многих, один из отвергших его, вы сейчас приобщились к делу, ему угодному. Суть в этом!

- Приобщился. Завтра всего неделя, как я здесь, и завтра меня не будет.

- Завтра неделя, говорите? - Дим Димыч построжал, палец к небу возвел. - Бог, как известно, сотворил человека на шестой день! - Он скривил губы, побуждая их к улыбке, мол, шутит он, мол, он тут все шуточки шутил, но улыбка не удалась ему.

За воротами послышался шум остановившейся машины, хлопнула дверца, распахнулась калитка, в прямоугольнике которой встала Светлана Андреевна. Она была в белом докторском халате, а за спиной у нее белела машина 'скорой помощи', и когда Светлана вошла во двор, красный крест на машине как бы вписался в открывшийся прямоугольник.

- А вот и я, - сказала Светлана. Она легко пошла через дворик, стараясь не попасть тонкими каблуками в щели между камнями и кирпичами, вымостившими землю. Она не поздоровалась со Знаменским, прошла мимо него, взглядывая, разглядывая, но забыв кивнуть. Красивая, ловко подпоясанная, в нарядных, праздничных туфельках, да и причесана она была очень тщательно, как причесываются женщины, изготавливаясь идти в театр или в гости. Не понять было, что сейчас на душе у нее, весела ли, озабочена ли. Разгоряченное было лицо, с вытемнившимися, решительными глазами. Она вошла в садик Дим Димыча, рукой провела по извившейся старой, шершавой лозе, рукой провела по стволу тоже старой и шершавой сливы, вскинув руку, будто притронулась ладонью к склону горы, погладила его. Вдруг обернулась, порывисто подошла к Знаменскому, ладонью проведя по его плечу. Сказала, взглянув ему в глаза:

- Я все знаю... У нас такой город... Сперва подружка, работающая в вашей конторе, принесла новость, что Зотов... - Она помолчала, поискала слова: - Зотов, ну, это тот человек, который написал о нас с вами... Господи, человек!.. А только что на проспекте нашу машину нагнал Алексей, обогнал и крикнул мне, что вы увольняетесь. Он даже бумажкой в воздухе помахал. Вы это из-за меня, Ростислав Юрьевич? Меняете судьбу? Все перечеркиваете?

Знаменский молчал, дивясь лицу этой женщины, разгоравшемуся в нем азарту, ее глазам, перекрашивающимся из серых в синеву в темно-огненные.

- Так мы с вами любовники, Ростислав Юрьевич? - Она совсем близко к нему придвинулась, закидывая голову, чтобы совсем близко всмотреться. Зачем вы уезжаете?! Он этого и добивался! Добился! Но все, все, теперь все! - Она обернулась к Дим Димычу: - Крестный, вечером я перееду к тебе, принимаешь? Дима пока в интернате, за лето я что-нибудь придумаю. Мне давно обещают комнату. Приютишь меня, крестный?

- Значит, решилась, рвешь последнюю ниточку? - Дим Димыч хотел было обрадоваться, но сник. - А Дима?

- Он догадывается, он даже знает, но молчит, щадит меня. Он такой, он старше своих лет, он умеет уже щадить. Ничего, мы заживем с ним вдвоем. Он вылечится, и мы уедем, уедем, уедем! - Она вдруг сердито, этими темными в пламень глазами, поглядела на Знаменского. - А вы зачем уезжаете? Из-за мерзкого доноса? Благородничаете?! Вот уж чего не следовало делать! Он только будет радоваться, ликовать! И разве мы с вами согрешили хоть в помыслах своих?! Отвечайте, вы хоть раз единый взглянули на меня, как на женщину?! Вас сковала беда, вы ослепли от нее! Вы все время в себя смотрите! Вам не до женщин! Оставайтесь! Зачем вы это сделали?! Вас натаскали на джентльмена, вот вы и совершили поступок! Натасканный, вы натасканный, вы ненастоящий!

- Светланочка, успокойся, прошу тебя! - помолил Дим Димыч. - Ну зачем ты так?!

- Я все время смотрю на вас как на женщину, - растерявшись, оправдываясь, сказал Знаменский. - В первый же миг, как увидел. Подумал, какая красавица.

- Правда? - Она усмехнулась.

- Подумал, что у вас очень красивые ноги. Знаете, мы ведь сразу смотрим на ноги.

- Правда? - Она смягчилась, пригасли огоньки в ее все еще темных глазах.

- Что я болтаю?! - в отчаянии схватился за голову Знаменский. Он попытался улыбнуться, к спасительной своей прибегнув улыбке, и она выручила его. Заулыбался во всю ширь, ослепительно, беспечно, легкомысленно, благожелательно, открыто, доверчиво - выбирайте, что вам подходит.

- Вы славный, - сказала Светлана. - Такой же несчастный, как я, но я злая, а вы славный, не доколотила вас еще жизнь. И не нужно, не нужно! Верно, уезжайте! Ну нас! - Вдруг снова азартом вспыхнули ее глаза, но добрее становясь, возвращаясь в синеву. - Придумала! Надумала! Мы покажем им себя! Ну, прошу вас!.. Вы обещаете, если я попрошу вас, не отказываться?! Не пугайтесь, это не страшное что-то!

- Обещаю. О чем бы ни попросили, если только не попросите остаться.

- Остаться?.. Нет, я о пустяке вас попрошу. Сегодня вечером, когда я перееду сюда, пойдемте вместе в парк. Погуляем там по аллее. И все.

- И все?

- Да. Но это все же поступок, Ростислав Юрьевич. Летом, в жару, в нашем парке прогуливаются не только мальчишки и девчонки, там весь город сходится подышать. Ходят, разглядывают друг друга. И мы с вами пройдемся. Нате, смотрите! Сделайте это для меня!

- Решено! - Знаменский попятился, шаркнул ногой, поклонился, не сгибая стана, а как подобает, кивком глубоким, руки опустил, слегка округлив. Прошу вас, Светлана Андреевна, оказать мне честь...

Она рассмеялась, кивнула и пошла к машине.

- До вечера! - крикнула уже с улицы.

Хлопнула дверца, заурчал мотор, мимо калитки мелькнул красный крест.

- Вот такая она у нас, - сказал Дим Димыч и гордясь, и печалясь, и тревожась. - Этот парк... Что выдумала?! Там одно хулиганье по вечерам. А вы чужой в городе. Бога ради, хоть не наряжайтесь, как