осмотреть лишь старинный сундук. Взялся за крышку и тут услышал шаги. Спрятался за портьеру, которая укрывала его со стороны двери. Но окно за портьерой выходило на улицу, и оттуда раздались крики нескольких женщин:

— Здесь он! Здесь!

Сотрудник общественной безопасности подошел к портьере.

— Выходи, Ярош, и не делай глупостей.

Ярош Гавел был известный рецидивист, и однажды уже его поймали здесь же, в квартире Собчака. Вместе с сотрудником общественной безопасности он вышел на улицу, где бранились и кричали женщины, и спокойно пошел рядом с ним. Но вдруг бросился наутек. До окраины города было совсем недалеко. Гавел вбежал в какой-то двор, попал в садик и, перепрыгнув через забор, оказался на другой улочке. Через минуту перед ним расстилалось поле, дальше виднелся лес. Рецидивист Ярош Гавел, много раз арестовывавшийся за воровство, избрал нелегкую роль беглеца от правосудия.

В Готвальдовском отделении криминальной службы знали Яроша Гавела как облупленного. Этот двадцатипятилетний молодой человек воровал с детства. Он пробовал трудиться в столярной мастерской, но сбежал оттуда, работал в сельском хозяйстве, но и там не задержался. Уволился с завода безалкогольных напитков, оставил и много других рабочих мест. Он уже давно не работал, только воровал и чаще находился в тюрьме, чем на свободе. В начале мая он вернулся по амнистии после долгого заключения и через несколько дней попал в легочный санаторий в городе Визовицы на лечение — собственно, на продолжение лечения, поскольку в тюремной больнице его тоже лечили.

Теперь же он начал «партизанить» в лесу около Визовиц. Прочесывать такой густой лес было бесполезно. Криминалисты решили дождаться, пока Гавел сам выйдет, а тем временем принялись изучать его образ жизни и поведение после возвращения домой в мае, полгода назад. Что бросалось в глаза, так это его слабость к женщинам, особенно к женщинам легкого поведения. Оперативники легко установили имена и адреса его знакомых. Оставалось ждать, когда Гавел вынырнет из холодного мокрого леса и направится куда-нибудь под крышу в горячие женские объятия.

Криминалистов заинтересовало одно странное обстоятельство: тяжело больной рецидивист, все время лечившийся в Визовицах, тратил денег гораздо больше, чем позволяли его возможности. Откуда они у него? В конце августа в санатории у него конфисковали какой-то пистолет, из которого он в пьяном виде выстрелил. Кроме того, он продавал разные вещи, ходил по пивным, платил за всю компанию, разъезжал на такси.

Откуда у него деньги, если он нигде не работал? Причем немалые деньги. Откуда вещи? Что это за вещи? И почему он так неадекватно реагировал на задержание при обычной квартирной краже?

После первых же шагов следствия, начатого в визовицком легочном санатории, стало ясно, что жизнь Ярослава Гавела вступила в новую и неожиданную фазу. Прежде всего, он уже не лечился. 20 августа, несмотря на возражения врачей, он покинул санаторий, оставив медикам расписку. С тех пор Гавел не работал, жил у какой-то вдовы на пятнадцать лет старше его, сопровождавшей его на гулянках.

От родителей он ушел — они корили его за распутный образ жизни. Санаторий покинул, так как не мог привыкнуть к строгому режиму: из санатория можно было выходить только по воскресеньям и только на четыре часа. Откуда же у него вещи и деньги?

— Ходил за мной как тень, — рассказал следователю лечащий врач, — упрашивал, чтобы я отпустил его на два-три дня. Якобы он хочет жениться на девушке, которая тоже находилась у нас на лечении, и ему надо повидаться с родителями — поговорить о свадьбе. Но разве они сами не могли приехать сюда? Они ведь живут недалеко отсюда. Видите ли, мы принципиально против перерыва в лечении. Но в конце концов он мне заявил, что с него хватит.

— Когда это было?

— Минутку… Медсестры ведут запись. Вот она. Он ушел из больницы в субботу 6 августа в тринадцать ноль-ноль и вернулся в понедельник в семнадцать часов тридцать минут, как раз к ужину,

«Хм. Родители живут в нескольких километрах отсюда, в деревне, — размышлял следователь. — На разговор о женитьбе ему хватило бы полдня.

Шестого, седьмого, восьмого августе… Не было ли в это время какой-нибудь кражи со взломом или еще чего-нибудь подобного?»

Следователь отправился в палату № 12, которая в течение долгого времени служила Гавелу домом. Он хотел поговорить с кем-нибудь из тех, кто жил с Гавелом в одной палате. Таких оказалось двое.

— Его кровать стояла рядом с моей, — рассказал пациент К., студент. — Он любил одиночество, был молчаливым, хмурым, не выносил шуток. Жил скромно, денег имел мало, он их получал от родителей. Но все изменилось, когда вернулся из Праги.

— Сколько же времени его не было? Вас ведь вроде бы надолго не отпускают?

— Ему врач разрешил отлучиться надолго.

— Когда это было?

— Я помню точно. У меня был день рождения. Уехал он шестого августа, в субботу. А вернулся через два дня.

— Он ездил домой?

— Где там) Я хорошо помню тот день. До половины первого Гавел лежал на постели, молчаливый и мрачный. Потом поднялся, сказал, что пойдет к врачу. Ему, мол, необходимо съездить в Прагу. И снова я увидел его лишь в понедельник вечером. Приехал нагруженный пакетами, как Дед Мороз. А когда уезжал, у него даже портфеля с собой не было. И денег на проезд одолжил: у меня двадцать крон, у Войтеха пятьдесят.

Значит, Гавел лгал лечащему врачу. Он не ездил домой, а находился в это время в Праге.

— Что конкретно он привез из Праги?

— У меня было такое впечатление, что он обошел в городе все магазины подарков! Притащил в палату портативный электропроигрыватель последней модели, а также фибровый чемодан с разными вещами. Две рубашки, два новых желтых галстука, небольшой будильник, игральные карты, шесть бутылок сливовицы и много пачек сигарет и плиток шоколада.

— Выиграл в лотерею?

— Этого он не говорил. Только отмахивался, когда его спрашивали. Подождите… Вспомнил, он еще привез два обручальных кольца с резьбой и наручные часы, самые обыкновенные. Сказал, что в подарок невесте. Но они были мужские.

— Он не пытался продать вам что-нибудь?

— Нет. Деньги ведь у него были.

— Но перед отъездом он брал взаймы, в том числе и у вас.

— Из Праги он вернулся с деньгами. И настроение у него изменилось. Когда он приехал навеселе, нас в палате было девять человек. Он подарил всем по плитке шоколада, потом стал хвастать, что у него есть деньги. Даже показал большой черный бумажник.

— Сколько в нем было денег, не знаете?

— Не знаю. Но много бумажных купюр.

— А не сказал, откуда у него все это?

— Только отмахивался, когда мы его спрашивали.

Итак, после его возвращения из Праги в палате № 12 постоянно играл проигрыватель, Гавел привез и шестьдесят пластинок к нему. Он всем раздавал сигареты, то и дело покупал сливовицу, напивался. Пребывание в больнице сделалось для него невыносимым. 20 августа, пьяный, Гавел открыл стрельбу из пистолета, который был конфискован вызванными работниками общественной безопасности. Говорит, что стрелял из-за неразделенной любви. Пистолет якобы нашел в туалете в поезде между Готвальдовом и Визовицами и решил оставить себе.

Информация, полученная в палате № 12, ошеломила. Гавел лгал лечащему врачу. С 6 по 8 августа он был в Праге и там где-то «загрузился» деньгами и вещами. Как? Лучше всего об этом, наверно, могли бы рассказать пещи, которые он привез и позднее все же начал распродавать. Оперативники взялись за их поиск, а точнее, за поиск новых владельцев вещей. Работали быстро и точно, ведь им образ жизни Ярослава Гавела был известен.

Исходным пунктом послужил ресторанчик «На вратницы», куда Гавел часто заходил выпить пива или