слушает. Лек понизил голос.

– Майк, ты ведь понимаешь, что я должен был бы сейчас на тебя орать?

Строить из себя помешанного перед этим парнем?

– Лек, да ты и есть помешанный.

– Да, но не настолько. Как ты думаешь, какая у меня мания?

– Многие боссы орут на парней.

– Да, но я таких не люблю.

Майк бросил еще один взгляд на Эдда.

– Смотри на меня! – зарычал Лек.

Майк судорожно повернул голову, часто заморгал.

– У меня для тебя небольшой сюрприз, Майк.

– Да, сэр?

– Я подписал тебя на общественные работы в обмен на небольшое снижение штрафа. Как ты думаешь, это справедливо?

– Да, сэр.

– Хорошо. Тебе надлежит явиться на Южное поле завтра в три часа первой смены.

– Поле!

– Они скажут, что надо будет делать.

– Это надолго?

Лек взглянул на Эддинггона, затем подмигнул Майку и повысил голос.

– А в чем дело, ты боишься пропустить гонки?

– Да, боюсь.

– Это не твои проблемы, Мюррей. С этого часа. Майк открыл и закрыл рот.

– Ты хочешь сказать, что я уволен?

– Уволен? – усмехнулся Лек. – Что ж, над этим стоит подумать.

Майк подождал немного. Даже если это была игра, она ему не нравилась.

– Нет, – сказал Лек. – Ты не уволен. Но я нанял еще одного стажера.

Эй, Сквиб! Иди-ка сюда и познакомься со своим партнером. Майк поднял голову. Из соседнего помещения донеслось жужжание, и сверкающее металлическое тело с плоским лицом робота выбралось из люка и направилось к ним с механической точностью движений. Несмотря на заверения Лека, Майку в этот момент показалось, что он слышит скрежет, с которым рухнули обломки его карьеры.

– Ты не поверишь, – сказал Майк, – он хочет взять на мое место машину.

– Настоящую машину? – спросила Тайла.

– Тебе, наверное, смешно.

– Нет, нисколько. Я просто думаю, ты слишком болезненно реагируешь.

Этот автомат не может полностью заменить тебя – или меня, например. Есть законы, понимаешь?

– И все-таки это ужасно. Я хочу сказать, что гонки – это моя жизнь.

Майк отвернулся, разглядывая людей, стоящих у других контейнеров в палате. Молодой человек подошел к контейнеру с маленькой девочкой внутри; он прижался лбом к стеклу, и его плечи задрожали.

– Я чувствую себя таким потерянным, – сказал Майк.

– Я слышала, ты сегодня запорол двигатели.

– Только один.

– Что с тобой происходит?

– Не знаю.

– Обычно ты знал, что делаешь. Я даже боялась, что ты займешь мое место. А теперь посмотри на себя. Врезаться в причал, как десятилетний мальчишка, повредить двигатель.

– Знаю, знаю. Я совсем расклеился.

– Так соберись.

– Да, конечно.

Молодой человек опустился на колени перед контейнером с маленькой девочкой, не отрывая лица от стекла.

– Я раздвоился, – пробормотал Майк.

– Что?

– Это диверсия, – он посмотрел на Тайлу в контейнере. – Не только по отношению к кораблю, но и ко мне самому. Каким-то образом кто-то установил надо мной контроль. Я не понимаю, что происходит.

– Ты городишь чушь, вот что происходит.

– Ты думаешь?

– Поверь мне.

– И что ты предлагаешь?

– Нужно просто постараться изо всех сил, вот и все. Ты ведь уже многому научился.

– Пожалуй, ты права.

– Ты талантливый.

– Правда?

– К счастью, я талантливее. Майк улыбнулся. «Я знаю».

Майк оглядел переполненную комнату, в которой множество людей пили, курили, говорили слишком быстро, смеялись чересчур громко и вообще напоминали сборище идиотов. Типичная спонсорская вечеринка.

– Ну же, Майк, – затормошил его Бландо. – Закон гласит, что мы здесь для того, чтобы весело провести время. А ты витаешь в облаках

Я стараюсь.

– По-моему, ты где-то заблудился.

Кто-то в дальнем углу комнаты истерически захохотал, и Майк был уверен, что смеются над ним.

Череп у него еще гудел от нового образа, отпечатанного у него в мозгу неутомимыми клаат'ксами. Он зашел на верфь, чтобы показать серебряную монету той части команды летучих ящериц, которые проводили большую часть времени за ремонтом «Скользкого Кота». Он полагал, что это позволит прояснить картину случившегося.

Даже теперь он чувствовал на лице горячие пальчики Скарфейска, как Майк назвал украшенного шрамом зверька, который изо всех сил вцепился ему в щеки, чтобы отчетливее передать образ...

Опять он медленно плыл среди металлических внутренностей носового отсека корабля, все глубже погружаясь в узкое темное пространство. В странном свете мерцали и поблескивали какие-то формы, знакомые предметы казались причудливыми и удивительными, а вещи, которых он никогда прежде не видел, выглядели простыми и очевидными, словно он работал с ними всю жизнь, трогая и дергая их десятком пар крошечных ручек. Он плыл дальше, вдоль выхлопных труб двигателя, длина которых не превышала метра; но теперь они неимоверно растянулись, а кольцевые ребра казались горными отрогами, опоясывающими удивительные планеты конической формы. Все глубже погружался он в чрево корабля, пока не разглядел мерцающий топливный бак и гигантские трубы, выползающие из вентиля сбоку. Разноцветные провода подобно толстым шлангам пучком выходили над вентилем, загибались вверх и убегали параллельными полосами в темноту.

Тусклый свет вспыхнул ярче, и Майк увидел, что он здесь не один. На него надвинулась тень – огромная человеческая рука, монета, зажатая в пальцах, словно светилась собственным светом. Рука проплыла мимо Майка к проводам, выходящим из соленоида над вентилем. И вновь, когда монета вдавилась в провода, они изогнулись и зашипели, брызнув снопом искр. Провода сверкали и потрескивали,