изысканные гости: здесь для развлечения сеньоров устраивал мистические радения придворный каббалист и алхимик, влиятельный маг Шампани Симон Руши. Помогал ему и ассистировал рыцарь Андре де Монбар, уже несколько лет постигавший под руководством мага эзотерические учения. Руши был неопределенного возраста, маленького роста, с ярко выраженной восточной внешностью и колючим взглядом. Андре де Монбар — сухощав, средних лет, с приятным, но каким-то бесцветным лицом и волосами, и отличительной его особенностью было то, что везде и всюду он оставался незаметен, как бы растворяясь в окружающей его обстановке. Оба они стояли возле дымящейся на маленьком столике чаши, в которую Руши время от времени бросал какие-то порошки и травы. Угол комнаты был отгорожен полупрозрачной ширмой. Напротив них в удобных креслах сидели дамы и рыцари, представлявшие цвет Франции. Здесь был сам граф Шампанский со своей молодой второй женой Марией, старый граф Анжу и Мена с юным сыном Фульком, герцог Клод Лотарингский с супругой, знаменитый, дряхлеющий трувер герцог Гильом Аквитанский, граф де Редэ и его жена Беатриса, сводный брат короля Людовика — Ренэ Алансон, ныне являющийся послом византийского императора Алексея I Комнина, сестра Годфруа Буйонского и короля Иерусалима Бодуэна I Гертруда, клирик Кретьен де Труа, историограф и каноник иерусалимского короля Фуше Шартрский. Присутствовала также путешествующая инкогнито одна из самых образованных и красивейших женщин своего времени, дочь византийского императора Анна. Некоторые рыцари, которым не хватило кресел, стояли возле стен, и среди них особенно выделялся благородной осанкой и внешностью, опирающийся на длинный меч немецкий граф Людвиг фон Зегенгейм.

Пока алхимик Руши колдовал над своей чашей, Андре де Монбар объяснял присутствующим его действия.

— Сейчас Симон начнет вызывать гомункула, который появится за этой ширмой, — тихим, ровным голосом, несколько монотонно говорил Андре. — Не беспокойтесь, никакая опасность вам не угрожает. Гомункул не способен причинить вред человеку, если, конечно, не будет на то воли его хозяина. Вот он берет корень мандрагоры — маленького земляного человечка…

— Скажите, правда ли что мандрагора приносит ее владельцу счастье, удачу, любовь женщин и военные победы? — спросил вдруг молодой граф Фульк Анжуйский.

— Правда. Мандрагора зарождается в земле, пропитанной спермой повешенных.

— Как это? — встрепенулась Мария Шампанская.

— Мадам, известно, что повешение приводит к извержению семени у тех, кто подвергается этой казни, — бесцветным голосом объяснил Андре. — Выкапывать ее надо ночью, предварительно обведя вокруг нее круг по земле острием меча, чтобы растительный дух не убежал. Благодаря семени повешенного, мандрагора приобретает человеческие свойства, остается лишь оживить ее при помощи соответствующих курений и заклинаний.

Руши окунул мандрагору, наряженную в крошечные одежды, в дымящуюся чашу и тотчас же бросил ее за ширму, за которой начал расползаться желтый дым. Дым не рассеивался, но в нем проглядывались очертания маленького человека — гомункула. Он начал махать руками и кривляться. Руши щелкнул пальцами и человечек успокоился.

— Что вы желаете спросить у него, монсеньор? — обернулся Руши к графу Шампанскому. Граф в задумчивости провел рукой по своей львиной, седой гриве.

— Где сейчас король? — произнес он голосом, привыкшим отдавать приказания. Руши наклонился к гомункулу, и тот что-то зашептал ему, ухватив его ухо обеими ручонками. Колдун выпрямился, зорко осмотрев зал. От его колючего взгляда некоторые дамы испуганно поежились. Но многие из рыцарей смотрели на него насмешливо, с презрительной улыбкой.

— Король в двух днях езды отсюда. Сейчас он отдыхает. В деревушке Лентье. На сеновале.

— И, наверное, не в одиночестве, — усмехнулся граф Шампанский, подмигнув Ренэ Алансону.

— Вы правы, — подтвердил Руши. — Вместе с ним крестьянская девушка с черными, как смоль волосами.

Алансон громко расхохотался.

— Узнаю своего братца! — воскликнул он. — Надо спросить у него об этом по прибытии.

— Сеньоры, задавайте вопросы, жизнь гомункула кратковременна, — попросил Руши. Присутствующие оживились и вопросы посыпались один за другим:

— Стоит ли мне отправиться в морское путешествие?

— Как долго проживет мой дядя?

— Дождливое ли лето нас ожидает?

— Кто поджег мою усадьбу?

— Полюбит ли меня прекрасная Изабель?

— Кого принесет мне моя жена: мальчика или девочку?

— Когда наступит конец света?

На некоторые вопросы гомункул отвечал, шепча что-то на ухо Руши, а иные — игнорировал, и тогда колдун пояснял, что они касаются высших сфер, для которых нужны более сильные заклинания и другой гомункул, более мощный.

— А кто сейчас приближается к замку? — подала голос Анна, византийская принцесса. У нее был необычный, золотистый цвет волос, которые мелкими кольцами обрамляли точеное, греческое лицо; карие, почти вишневые глаза и чуть приоткрытые губы, показывающие белоснежные зубки. Выглядела она моложе своих двадцати восьми лет.

— Три рыцаря через два часа покажутся на дороге к замку, — ответил Руши, посоветовавшись с гомункулом.

— Можете ли вы назвать их имена или хотя бы описать внешность? — каверзно спросила принцесса. — А мы потом проверим.

Руши вновь нагнулся к гомункулу.

— Одного из рыцарей зовут Гуго де Пейн, — сказал он, выпрямляясь. — Другой — Сент-Омер. Имя третьего не ясно. Гомункул говорит мне только, что это — циклоп. Все! — махнул он рукой. — Время гомункула кончается…

С этими словами маленький человек, схватившись обеими руками за голову, стал корчиться, словно испытывал страшную боль. Затем он как-то растворился, расползся в желтом дыму и исчез. Руши вышел из-за ширмы и поклонился гостям. Раздались жидкие хлопки: избалованная публика жаждала более душещипательных зрелищ. Но их Руши устраивал в другом месте и для особо посвященных, обходясь без своего помощника де Монбара.

— А что, этот де Пейн — который едет сюда — так ли он хорош и неприступен, как о нем рассказывают? — спросила супруга Клода Лотарингского с любопытством.

— Гуго де Пейн — один из лучших воинов Франции, — ответил граф Шампанский. — И я рад, что мы скоро увидим его.

— Но сердце его свободно, — добавила с улыбкой его жена.

— Да нет же! — возразила Беатриса, графиня де Редэ. — Он хранит верность своей возлюбленной, которая, кажется, умерла.

— Не умерла, а попросту убежала с другим, — заспорил с ней ее муж. — Кто-то увел ее прямо из под венца, лет десять назад.

— Ловко! — воскликнул восемнадцатилетний, вспыльчивый Фульк Анжуйский. — С этим де Пейном я поступил бы точно так же. Мне он не нравится.

— Я бы на вашем месте поостерегся, — мягко укорил его граф Шампанский. — Это небезопасно. А невеста Гуго де Пейна, графиня де Монморанси, исчезла во время морского путешествия. Корабль, на котором она плыла, натолкнулся на рифы и затонул.

— Или был захвачен пиратами, — добавил старый граф Рене Анжуйский.

— Любопытно, — задумчиво произнесла византийская принцесса. — Возможно ли заковать себя в лед одиночества и не видеть цвета жизни вокруг себя? И все из-за юношеских грез? И думать о мертвой, как о живой?

— Именно так, госпожа. Любовь — это и вера, и надежда, — ответил молчавший до сих пор граф Зегенгейм. Сам испытавший подобное, он понимал чувство де Пейна. Анна Комнин взглянула на него с легкой улыбкой.