Действительно, в недавних работах были исследованы черепа людей, живших в течение двух тысячелетий; за период позже VII в. их найти немыслимо, поскольку страна в основном усвоила обряд кремации, но для более ранних обществ вполне возможно. Эти исследования выявили, помимо многих вариаций меньшего масштаба, две крупнейших морфологических группы: группу бронзового и железного века (Яёи и Кофун, ок. 300 до н. э. — 700 н. э.), к которой относится также население средневековья, и группу людей нового времени (эпохи Эдо, 1600–1868), чьи потомки — современные люди. Так вот, характерные черты обеих этих групп в целом больше походят на черты народов Северо-Восточной Азии (Китай, Корея, Маньчжурия, Тайвань), чем на черты, характерные для южной части Тихого океана.

Следует ли заключить, что культура, пришедшая с севера и несомая колонизаторами, оттеснившими или ассимилировавшими южных варваров прежнего времени, в конечном счете брала реванш у последних? В самой Японии многие ученые выступают против этой слишком упрощенной схемы, использование которой в любых рассуждениях создает большой риск скатиться к расовым — и даже расистским — аналогиям.

В самом деле, позиция, комфортная в психологическом отношении и корректная в политическом, которая преобладает сегодня, изо всех сил стремится примирить эти противоположности: бесспорное противопоставление или попросту дуализм северной и южной частей Тихого океана отныне считается удобной концепцией, позволяющей учесть явления очень общего характера, тем не менее историки в целом согласны, что эта схема никоим образом не исключает многообразия перемещений человеческих групп и обилия физических и культурных влияний, которые способствовали формированию сегодняшнего японского народа. В пользу этого говорит биология — в какой бы точке мира ни родился человек, его появление было результатом множества скрещиваний. Но даже если это так, это далеко не решает всех проблем древней истории Японии.

Самая актуальная ныне проблема касается периода, который уже больше века называют периодом дзёмон, буквально «веревочных мотивов» — от керамики, на которой в сыром виде оттискивали орнамент, прокатывая по бокам горшков палочки, обмотанные веревками.

Японские специалисты по первобытной истории говорят, что этот технологический этап, общей чертой которого предположительно был особый вид керамики, характеризовался сравнительно оседлым образом жизни и начался 12 тысяч лет тому назад. Почему? Потому что тогда уже две тысячи лет как земля нагревалась: альпийская тундра, как и хвойные растения северного леса, смещались к северу, мало-помалу уступая место растениям южных широт, более пригодным для питания людей. Похоже, изменения климата продолжались долго, и около шести тысяч лет территории к югу от Янцзы в Китае, южную половину Японии и самый юг Кореи охватывала влажная и теплая зона. Это был рай больших лиственных лесов, сохранившихся на юге и исчезнувших на севере. Говорят, жизнь в этих лесах навела людей на мысль шлифовать каменные орудия, чтобы использовать эти растительные громады, — делать бревна, гнать смолу.

Эти лесорубы и плотники получали энергию, поедая извлекаемых из раковин моллюсков — пресноводных или морских, свежих или чаще всего сушеных, которых можно было транспортировать в центр архипелага. Прибрежные поселения играли роль всего лишь сезонных лагерей, разбиваемых на время сбора и обработки обильных даров моря — петушков и устриц, раковины которых, кстати, представляли собой превосходное консервирующее средство. Поскольку содержащаяся в них известь нейтрализовала кислотность японских почв, кости животных и людей сохранялись в них лучше, чем в других местах (в наше время обнаружено более 2500 каидзука [раковинных куч]), что дает сравнительно простую возможность представить морфологию различных групп людей в эпоху Дзёмон — людей, в целом близких к современным аборигенам Хоккайдо (айну).

Таким образом, похоже, свалки раковин во множестве появлялись на побережьях Восточной Азии всякий раз, когда становилось теплей, словно бы люди, поспешно покидая свои стылые логова, вдруг открывали для себя богатства моря. Однако, может быть, это только иллюзия; чтобы получился другой образ, достаточно представить, что вода, поднимаясь, поглощала такие же кучи, только более ранние. Кстати, разве изучение этих отложений не позволяет археологам воссоздавать картину изменения береговой линии в течение веков? Во всяком случае, эти удачно подвернувшиеся кучи отходов дали возможность исследовать ежегодный режим жизни люден, живших в середине эпохи Дзёмон, три-четыре тысячи лет тому назад, до появления — за несколько веков до нашей эры — первых плодов еще зачаточного земледелия. Люди Дзёмон были прежде всего собирателями, сборщиками, подборщиками того, что соизволяла предложить им природа; а поскольку хозяйство оставалось натуральным, видимо, японская природа была щедрой!

Основу питания составляли каштаны, клубни и листья. Зимой в повседневной жизни надо было довольствоваться сухими продуктами или законсервированными в глиняных кувшинах; свежими продуктами могли быть только охотничьи трофеи, причем охотились в основном на кабанов и оленьих.

Весной возрождение природы добавляло к повседневному столу кое-какие корни и свежие побеги, к которым осенью присоединяли грецкие и лесные орехи, каштаны и виноград (на архипелаге он рос, хотя в Китае до нашей эры был неизвестен). Большое изобилие, как положено, наступало летом, когда рыбаки могли при помощи своих гарпунов с подвижным наконечником ловить морских млекопитающих, а также крупных рыб вроде тунца, в то время как сельские жители собирали раковины и моллюсков. Однако не надо обольщаться картинами благополучия, возникающими при чтении таких перечней. Речь идет только о возможностях, зафиксированных, конечно, в том или ином месте, но которые не обязательно предоставлялись каждый год и притом не сочетались в одном месте. Именно из-за того, что собирательство не обеспечивало регулярного поступления продуктов питания, люди мало-помалу перешли к обработке земли. Но совершенствование различных технологий (особенно керамики) в эпоху Дзёмон показывает, вопреки тому, что думали археологи еще лет двадцать назад, что бесспорное развитие культуры в эту эпоху могло происходить без опоры на земледелие — такую возможность давало богатство флоры и фауны архипелага. И хотя существование земледелия в период Дзёмон — в первом тысячелетии до нашей эры и в примитивной огневой форме — сегодня никто под сомнение не ставит, оно давало лишь сравнительно ограниченную долю ресурсов.

Эти собиратели — не разводившие животных, кроме собак в конце периода, — с опозданием в свое время ставшие земледельцами, большую часть времени жили в своих поселениях; значит, они гораздо в большей мере были оседлыми, чем полукочевниками, как можно было бы подумать; кстати, они успешно применяли сложные виды технологии, например, разведение лаковых деревьев и использование лака, а также сравнительно простую гончарную технику. Как почти во всех древних культурах, керамика встречается в раскопках чаще всего и, тоже как всегда, в очень разных формах в зависимости от того, использовалась ли она для повседневного или для сакрального употребления. Те и другие сосуды, сделанные налепом и сформованные вручную, обжигали при низких температурах (450–500 °C) в простых открытых очагах.

Поселения имели радиально-кольцевую планировку, как, например, Нисида (префектура Иватэ). Живые и мертвые встречались в центре деревни, служившем одновременно площадью и кладбищем. Вокруг последовательно располагались концентрическими кругами квадратные в плане постройки на уровне земли, потом — круглые в плане, наполовину углубленные в землю, и ямы для хранения продуктов. Ни одна серьезная теория пока не позволяет объяснить, чем объясняется это пристрастие людей эпохи Дзёмон к радиально-кольцевой планировке, но ее существование — похоже, признанный факт.

По поводу этого столь древнего периода, известного сегодня по причудливой керамике и загадочным статуэткам (догу), изображающим людей, по-прежнему проливается немало чернил. Например, если хочешь угодить историкам с архипелага, не стоит упоминать некоторые вероятные связи Японии с континентальными культурами бронзового века (в Китае, Корее, Сибири), — связи, которые кажутся очевидными по крайней мере китайским археологам, но ставят под большой вопрос долгую хронологию, на которой упорно настаивают японские археологи.

Все время, пока длилась эпоха Дзёмон, между восточной и западной частями архипелага