придётся полежать.
Она устало выгнулась всем телом, взяла с соседнего столика неприятно-голубоватый пневмошприц.
— Теперь вот что, дружочек… не шали, говорю… вот и всё.
— А это ещё что, доктор? — спросил Двуул, представляя, как зайдёт в бар 'У Дарта' под руку с такой шикарной, — и чистой! — сиреневокожей самкой.
— Общеукрепляющее, — ответила твилекка, пряча пневмошприц в поясную сумку, — сейчас немного поспишь и будешь совсем здоровенький.
— Хорошо, — рассеянно произнёс уплывающий в разноцветное блаженное беспамятство родианец. Действительно — хорошо. Хорошо-хорошо. Хорошо-хорошо-хорош-шо…
Добрая сиреневая Гесура торопилась, но её прощальная улыбка показалась Двуулу неприлично многообещающей.
— Обещают-то они много, товарищ Сталин, — виновато улыбнулся Меркулов, — да выполнять пока что-то не торопятся. Бомбового удара не нанесли до сих пор.
— Как Империя России подарила звездолёт… — задумчиво проговорил Иосиф Виссарионович. Несмотря на многочисленные неудачи последнего времени, настроение у него было хорошее: в неудачах ковался успех. Иного пути история не знает.
Сейчас следовало добиться лишь, чтобы неудачи не обошлись стране слишком дорого.
— Не вполне так, товарищ Меркулов, — сказал Сталин, — их карты — это серьёзное подспорье для нас. Кстати, товарищ Берия, — повернулся он к наркому, — есть мнение, что академика Колмогорова следует поощрить. Товарищи из Генерального штаба высоко оценили.
— Мерецков исключительно доволен, товарищ Сталин, но связь-то отстаёт, — заметил Тимошенко, — с нашими полевыми линиями особо не разбежишься, оперативные указания запаздывают. Вот и товарищ Шапошников отмечает, что без средств радиофикации эффективность управления войсками повысить не получится.
— Надо было вовремя закупать в САСШ, — Лаврентий Палыч закончил черкать в блокноте и не упустил возможности вставить шпильку, — как мы предлагали.
— А то мы не пытались, так они нам их и продали! — в запальчивости начал было Тимошенко, но Иосиф Виссарионович прервал привычную пикировку взмахом руки. Народные комиссары притихли.
— Эти пересуды нам ни к чему, — сказал Сталин, мерно расхаживая по кабинету, — мы уже успели убедиться в точности, достоверности и своевременности предоставляемых союзниками сведений. Отпала необходимость угадывать направления ударов немецких войск и характер этих ударов. С такими сведениями наша разведка приобретает фундаментально новое свойство, новое качество. А на новое качество противнику ответить нечем. По крайней мере, пока нечем.
Он помолчал, обдумывая собственные слова. Да, принципиальных ошибок в таком суждении нет.
— Поэтому будем командовать, как можем. А товарищ Молотов ускорит решение вопроса по закупкам у стран Запада. Но приоритетным для нас остается сотрудничество с нынешними союзниками.
Это-то как раз было ясно для всех присутствующих. Оставалось определить границы такого сотрудничества.
— Товарищ Сталин, что всё-таки делать с нашими наблюдателями? — спросил Меркулов, — заявленная группа ожидает, через пару недель подготовим ещё двенадцать… специалистов. Углублённого профиля.
Сталин видел, что крохотная пауза не ускользнула от внимания Берии. Лаврентий был противником идеи силового захвата инопланетного корабля. Сам Иосиф Виссарионович тоже: даже если предположить, что такая операция окажется удачной — что ты будешь делать с 'Палачом' дальше? Как разбираться с чужой техникой, основанной на неизвестных на Земле принципах? Как вести тяжелейшую войну с гитлеровским блоком, утратив единственного, — не считать же Танну-Туву и Монголию, — союзника; и как рисковать войной со всё ещё неведомой Галактической Империей, продолжая борьбу с объединённой Европой?
Нет. Даже не исключая возможности перехода Лорда Вейдера на сторону врага — силовой вариант приходится рассматривать в качестве исключительного. Разумеется, именно из этих соображений требуется направить на 'Палач' побольше крепких, грамотных… специалистов, военных наблюдателей. Добровольцев — потому что билет на орбиту может оказаться в один конец.
А ведь они действительно готовы, подумал Сталин, усаживаясь в кресло, чтобы заново набить трубку. У нас полно людей, которым скажи: вот ракета, в той стороне Марс, но вернуться ты уже не сможешь — и эти люди с радостью схватятся за высотные шлемы. Зная, что жизнь закончится через минуту после того, как ступят на красноватый песок чужой планеты. Им не страшно будет отдать жизнь, потому что жизнь имела смысл — протоптать тропинку в будущее.
Впервые за невыносимо долгие тысячелетия слепой пустоты человечество увидело, что в жизни есть смысл — и смысл этот неизмеримо более высок, что просто жрать, размножаться, испражняться, бояться властей, соседей, невежественных богов… Да, всегда, во все века находились люди, способные поднять глаза и увидеть звёзды над головой — но никогда, ни в одной стране мира не бывало ещё так, чтобы весь народ понимал, насколько светло и прекрасно будущее, чтобы весь народ стремился к этому будущему, работал для него, приближал его, переносил из него в настоящее всё, что только можно перенести.
Сегодня они идут врукопашную и кидаются под танки с его именем на устах. Он чувствовал боль, словно само пространство содрогалось от каждой из этих смертей. Он понимал, что является для людей символом того самого будущего, за которое не жалко отдать жизнь.
Невысокий, немолодой, очень спокойный желтоглазый человек с сухой рукой и больными ногами сам был готов броситься под танк — если это поможет приблизить будущее. Тем более — был готов сотрудничать с любыми инопланетными гостями.
Он усмехнулся в усы.
Будущее.
Какое-то сомнительное у этих гостей 'будущее', коли до сих пор живут в империи. Монархия, колониализм, наследственная аристократия… Впрочем, это всё слова. Инопланетяне вовсе не обязательно вкладывают в них тот же смысл, что и мы. Нет, Советский человек не станет пугаться ни странного поведения Лорда Вейдера, ни слова 'империя' — ни вообще каких бы то ни было слов.
Иосиф Виссарионович с удовольствием вспомнил, как переживал генерал Яковлев, начальник Главного артиллерийского управления, когда выяснилось, что на выданных кавалеристам саблях стоит надпись 'За бога, царя и отечество'. Сабли были хороши, и Сталин только заметил:
— Если надпись не мешает рубить врага, то пусть кавалеристы и продолжают делать это.
Иосиф Виссарионович любил и понимал кавалерию.
Он задумчиво пробарабанил пальцами по столу несколько тактов из какого-то незатейливого марша.
Теперь у нас есть особенная лошадка.
— Спасибо, товарищ Тимошенко, — сказал Сталин, поднимая глаза, — можете идти.
Он дождался, пока закроется дверь, и продолжил.
— Товарищ Берия, временный космодром 'Динамо' нашим требованиям не удовлетворяет. Рассмотрите возможность организации совершенно секретного космодрома, пригодного для регулярного скрытного сообщения с гостями. Следует предусмотреть возможность приёма тяжёлых аппаратов. Место выберите под Москвой, и обязательно с хорошей дорогой.
— Балашиха, — немедленно отозвался Лаврентий Палыч с широкой улыбкой поистине интеллигентного человека, — работы уже ведутся.
'ცბიერი ეშმაკი', подумал Иосиф Виссарионович, откидываясь в кресле и довольно оглаживая усы.
Тихо затренькал телефон.
— Товарищ Сталин, снова вызов от союзников, — произнёс в трубке голос Поскрёбышева.