а затем полакомиться яйцами или даже птенцами из ее гнезда.

Мы продвигались вперед, встречавшиеся нам по пути стада овец походили на взбитые сливки, разбрызганные по зеленой скатерти дерна, над головой ярко сияло солнце. Наслышанные о суровом климате Шетландских островов, мы предусмотрительно укутались с головы до ног, и теперь, почувствовав, что пот стекает с нас ручьями, начали скидывать с себя куртки и пуловеры. Вскоре поверхность земли пошла под уклон к отвесным скалам, за которыми раскинулся Атлантический океан, синий, словно ннеты горечавки. Повсюду порхали каменки-попутчпки, и их хвостики вспыхивали, словно маленькие белые огоньки, когда они танцевали в воздухе прямо перед нами. Два ворона, черных, как траурные повязки, медленно летели вдоль края обрыва, скорбно каркая друг другу. Высоко в небе завис жаворонок, и на нас журчащим ручейком лилась его дивная песня. Если бы падающая звезда могла петь, мне кажется, она бы пела, как жаворонок.

Вскоре мы подошли к краю утеса. Примерно в шестистах футах под нами гигантские голубые волны, поднимая тучи брызг, прокладывали себе путь среди скал, похожие на клумбы белых хризантем. Воздух был наполнен ревом прибоя и криками тысяч и тысяч морских птиц, подобно снежной буре круживших между скал. Их количество поражало воображение. Тысячи бакланов, моевок, глупышей, гагарок, чаек, поморников и десятки тысяч тупиков. Неужели в море хватает рыбы, чтобы прокормить эту разноголосую воздушную армию с ее многочисленными семействами, заполонившими поверхности утесов?

У края утеса, там, где земля достаточно мягкая, чтобы ее копать, находится особая зона расселения тупиков. Здесь они роют свои норы с помощью сильных клювов и лап. Тупики расположились плотными группами, и они почти позволяли на себя наступить, прежде чем броситься с края утеса и улететь прочь, быстро взмахивая крыльями, при этом их лапки болтались сзади, словно маленькие оранжевые ракетки для пинг-понга. Стоило посмотреть на зеленые вершины скал, усеянные многими сотнями этих важно расхаживающих птиц в аккуратных черно-белых смокингах, с огромными клювами в оранжево-красную полоску, напоминавшими карнавальные носы. Возникало впечатление, что присутствуешь на съезде клоунов. В дополнение к такому изначально забавному виду у многих птиц, только что вернувшихся с рыбной ловли далеко в море (порою в поисках добычи они отлетают от берега на триста километров), по обеим сторонам ярко раскрашенных клювов свисали аккуратно собранные пригоршни песчанок, похожие на усы из рыбы. Самое удивительное в том, что песчанки всегда ориентированы головой к хвосту, как сардины, аккуратно сложенные в консервной банке. То, как эти птицы умудряются ловить мелкую рыбешку и складывать ее в своем клюве столь тщательным образом, несомненно, является их величайшим искусством.

Пройдя дальше вдоль края утеса, мы наткнулись на двух человек, занятых крайне любопытным занятием — ужением тупиков. Я знаю, что в отдаленных уголках земного шара аборигены порой ведут себя весьма экстравагантно, но никогда ранее мне не доводилось видеть что-либо подобное. Присев на ягодицы, они медленно съезжали к краю обрыва, где расположилась группа степенных тупиков, настороженно наблюдающих за их приближением. Один из мужчин держал в руках длинный шест с петлей на конце. Наметив себе жертву, он осторожно подкрался к ней, ловко манипулируя петлей, набросил ее на одну из оранжевых лапок тупика, а затем подтащил к себе бьющую крыльями, кудахчущую птицу; и, оказавшись в пределах досягаемости его напарника, она попала к нему в руки. Я подумал, что это достаточно странная манера обхождения с птицами в месте, которое, в конце концов, является заповедником. Однако, когда мы подошли поближе, я понял, что они прикрепляют кольцо на лапку тупика. Такие кольца служат для тупика своеобразным паспортом пли идентификационной карточкой. Если птицу потом найдут больной или мертвой либо она просто попадет в сеть, кольцо на ноге скажет о том, где и когда она была окольцована. Разумеется, для птицы эта процедура является своего рода бюрократией, но она позволяет нам узнать много нового о загадочной жизни морских птиц вдали от берега, в перерывах между брачными сезонами.

Два смотрителя рассказали нам о том, что на скалах мыса Германес сотни тысяч тупиков выводят свое потомство, и только в течение периода размножения птицы выходят на берег и их можно отловить для кольцевания. Они передали мне своего пленника, чтобы я сказал несколько слов в камеру о тайнах, связанных с жизнью тупиков, и мне очень быстро пришлось испытать на себе, что при всей своей комичной внешности и кажущемся тупоумии тупики отлично знают, как за себя постоять. Я достаточно беспечно взял тупика на руки, и через мгновение толстый, похожий на бритву клюв, словно гигантская крысоловка, защелкнулся на моем большом пальце, а острые, как иглы, когти, ничуть не уступающие кошачьим, начали раздирать мне руки. Закончив произносить перед камерой свой монолог, я был счастлив поскорей освободить воинственного приятеля и позволить Ли оказать первую помощь моим израненным рукам.

— Теперь, после того как меня чуть не разорвал на части туник, — обратился я к Джонатану, — какие еще испытания для меня заготовлены?

— Теперь нам предстоит спуститься вниз, — ответил Джонатан.

— И где же? — поинтересовался я.

— Прямо здесь, — сказал он, показывая на край утеса, который, насколько я мог видеть, почти отвесно обрывался к морю, плещущемуся у его основания шестьюстами футами ниже.

— Но ты обещал мне спуск по тропе, — запротестовал я.

— Так вот она, — сказал Джонатан. — Если ты подойдешь к краю, то сможешь ее увидеть.

Соблюдая максимальную осторожность и борясь с начинающимся приступом тошноты, я приблизился к краю. Петляя среди пучков травы и армерий, вниз сбегала едва различимая линия, выглядевшая так, словно в далеком туманном прошлом этот извилистый путь протоптало стадо одурманенных козлов, которые, шатаясь, спускались по отвесной стене, чтобы предаться у ее подножия пьяной оргии.

— И это ты называешь тропой? — поинтересовался я. — Если бы я был серной, то, возможно, согласился бы с тобой, но ни один человек, рожденный женщиной, не сможет здесь спуститься.

Пока я говорил, Крис, Дэвид и Брайан со своими тяжелыми рюкзаками, нагруженными съемочной аппаратурой, прошли мимо меня и исчезли внизу на покрытой тенью тропе.

— Только и всего, — сказал Джонатан. — Здесь нет ничего страшного. Нужно лишь расслабиться. Я буду ждать вас внизу.

С беспечным видом он начал спускаться по почти отвесной скале. Ли и я посмотрели друг на друга. Я знал, что она тоже страдает от головокружений, но не в такой острой форме, как я.

— Ты не помнишь, в наших контрактах где-нибудь говорится о том, что мы обязаны заниматься скалолазанием? — поинтересовался я.

— Вероятно, в каком-то из примечаний, — печально ответила она.

Сотворив быстренькую молитву, мы начали свой путь вниз. Путешествуя по всему свету, мне не раз приходилось испытывать страх, но спуск с этого утеса по остроте ощущений с лихвой перекрыл весь мой прошлый опыт. Остальные шагали по едва различимой тропе так, словно это была широкая, ровная автострада, в то время как я сползал на животе, отчаянно цепляясь за пучки травы и маленькие растения, которые, конечно же, легко расстались бы с поверхностью скалы при более значительном усилии с моей стороны, мелкими шажками продвигаясь по тропе шириной в шесть дюймов, изо всех сил стараясь не смотреть в ту сторону, где скала почти отвесно уходила вниз, мои руки и ноги отчаянно дрожали, а тело стало липким от пота. Это было постыдное зрелище, и я чувствовал себя ужасно неловко, но поделать с собой ничего не мог. Страх высоты невозможно вылечить. Когда я все-таки добрался до подножия утеса, мышцы на моих ногах дрожали так сильно, что мне пришлось присесть на десять минут, прежде чем я снова смог ходить. Я позволил себе несколько резких высказываний в адрес предков Джонатана и предложил ему совершить над собой несколько процедур — к несчастью, трудновыполнимых.

— Что ж, тебе удалось спуститься вниз в полной сохранности, — заметил он. — Теперь осталось побеспокоиться лишь о том, как вновь подняться наверх.

— Меня это не волнует, — резко ответил я. — Ты можешь спустить сюда палатку и организовать доставку продуктов, а мы устроим здесь свою резиденцию — отшельники острова Анст.

Говоря по правде, место для этого подходило как нельзя лучше. Там, где заканчивалась так называемая тропа, находилась ровная площадка, покрытая дерном, и с нее открывался хороший вид на поверхность утеса в двух направлениях. Береговая линия представляла собой нагромождение огромных валунов, некоторые из них были размером с просторную комнату, и между ними ревело и пенилось темно-