сорок три тысячи квадратных миль — леса вырубается и сжигается ежегодно. Жизнерадостный прогноз говорит нам о том, что при таком темпе тропические леса полностью исчезнут через восемьдесят пять лет. Если такое произойдет — а пока нет никаких признаков того, что человечество внезапно опомнится и начнет вести себя разумно, — то результатом будет катастрофическое изменение климата всей планеты, поскольку леса контролируют погоду и без них богатейшие области превратятся в пустыни за очень короткое время. И это не говоря уже о той всем известной пользе, приносимой нам лесами, и тех его богатствах, которые еще только ждут своего открытия. Мы лишь слегка прикоснулись к области знаний, связанных с огромной экосистемой, известной нам как дождевой лес, или джунгли. Мы пока не представляем себе, какая неоценимая польза для человечества может таиться среди деревьев, но уже почти с маниакальной расточительностью губим то, что никогда не сможем воссоздать, то, что представляет огромную ценность для всех жителей Земли; и, более того, то, что при разумной эксплуатации способно самовосстанавливаться. Однако при текущем положении дел возможно, что уже менее чем через сто лет, при наличии миллионов новых ртов, требующих пищи, мы будем вынуждены выращивать продовольствие в пустынях только потому, что ведем себя алчно, преступно и абсолютно эгоистично, и это касается всех, независимо от цвета кожи, религиозных и политических убеждений, и если мы не начнем изменяться, и изменяться быстро, у наших детей уже никогда не будет возможности увидеть этот самый необычайный и биологически наиболее важный регион планеты — тропический лес, и тем более воспользоваться его благами.

Возможно, это хорошо, что мы не отправились сразу из Барро-Колорадо (где была жара за сорок градусов) к следующему месту назначения, поскольку, когда мы прибыли в Райдинг-Маунтин, где собирались снимать северный лес зимой, там стоял двадцатиградусный мороз. Сказать, что было холодно, значит не сказать ничего. Не успели мы выйти из машины, как мои борода и усы смерзлись воедино, а длинные полудюймовые ресницы Полы покрылись таким толстым слоем инея, что она с трудом открывала глаза.

— Г-господи, — произнесла она, озирая укутанные снегом окрестности, ледяное серое небо и огромную бревенчатую хижину, к которой мы подъехали. — Хорошее местечко, чтобы повесить здесь свою табличку, — правда, мальчики?

— Гм, снег, я надеюсь хотя свет не слишком хороший. Будет ли снег воздействовать на животных? — спросил Эластер, попытавшись начать описывать круги со склоненной наббк головой, но глубокий снег его остановил. Ли бросила в него снежок, но, к сожалению, промахнулась.

Бревенчатая хижина принадлежала Бобу и Луизе Сопак — очарова тельной паре, которая должна была стать нашими хозяевами и оказывать общее содействие на данном отрезке нашего путешествия вместе со своими соседями Черил и Доном Макдональдами. Когда я говорю, что это была бревенчатая хижина, то вовсе не имею в виду одно из тех строений, напоминающих коробку из-под обуви, которые вы так часто можете увидеть в фильмах о Диком Западе. Да, она была сложена из огромных сосновых бревен, но на этом сходство заканчивалось. Войдя внутрь хижины, вы видели, что весь нижний этаж имеет открытую планировку. Где-то на высоте тридцати футов над вами парила крыша, а под ней находились гостиная, жилые и кухонные площади. Одни лестницы вели к расположенным под крышей спальням, а другие — вниз, к другим спальням и погребам под домом. Это был один из самых необычных домов, в которых мне доводилось побывать. Боб и Луиза оказались превосходными кулинарами, и, чтобы отогреть наши тела, насквозь промерзшие после четырехчасовой поездки из Виннипега, они приготовили для нас роскошный обед: густой бульон, хлеб домашней выпечки и столько оленины, что мне показалось, будто все поголовье оленей Канады было истреблено в одночасье. В действительности Боб превосходно управляет своей землей, и каждый год он отстреливает ровно столько оленей, сколько требуется на зиму (обычно двух животных), не только обеспечивая себя деликатесным мясом, но и отбраковывая слабых особей.

Благодаря обильной трапезе, в сопровождении определенного количества предусмотрительно захваченного нами скотча, мои борода и усы оттаяли, а Пола вновь обрела зрение. Тут же за столом мы решили, что она, Родни (наш канадский оператор) и Эластер отправятся на разведку, в то время как нас с Ли посвятят в таинства катания на лыжах и хождения в снегоступах.

Я очень скоро обнаружил, что моя фигура, мой еп Bоп point, как это изящно называют французы, не подходит для катания на лыжах. Если я наклонялся вперед, то тут же падал вниз лицом; если я наклонялся назад, то падал навзничь; если же мне удавалось держаться прямо, то я падал либо вперед, либо назад, в зависимости от того, куда дул ветер. Однако хождение в снегоступах это совсем другое дело, и здесь мои успехи были вполне удовлетворительными. Возникает удивительное ощущение, когда у тебя появляется возможность ходить по глубокому снегу и не проваливаться в него. Я чувствовал себя как эта чудесная птица — якана, которая (при достаточно большом весе) бегает по листьям водяных лилий, словно по шоссе. Прикрепив к подошвам своей обуви некое подобие теннисных ракеток, вы передвигаетесь равномерным шагом по глубокому снегу, в котором без снегоступов увязли бы по уши через несколько шагов. Единственную сложность представляет собой разворот на месте, и если вы действуете не по правилам, ваши снегоступы цепляются друг за друга и вы падаете в снег, выбраться из которого можно лишь после долгой борьбы, что стоит немалых усилий. Но после того, как вам удалось освоить технику разворота, вы начинаете чувствовать себя как гвардеец с непомерно раздутыми ступнями, четко выполняющий на плацу команду «Кругом!».

Приобретя достаточный опыт передвижения на снегоступах, мы с Ли отправились обследовать ближайшие окрестности. Небо было синевато-серым, и казалось, если бросить в него снежком, оно звякнет, как железное. Оттуда сыпались пригоршни снежинок, каждая размером с почтовую марку, толстые и мягкие, словно промокательная бумага. Снег скрипел и урчал под нашими ногами, но больше до нас не доносилось ни звука — весь мир был заглушен снегом. Сосны выглядели так, будто какой-то великан- кондитер облил их глазурью, и темно-зеленые ветви сгибались под ее тяжестью. Местами можно было увидеть, как достаточно большие деревья так сильно прогнулись от белого груза, что было очевидно — следующий снегопад уронит их на землю. Мы подошли к маленькому озеру, круглому и гладкому под покровом снега и льда, словно блюдце с молоком. По краям озера виднелись покрытые снегом холмики с торчащими из них черными ветками, похожие на палочки древесного угля, пробивавшиеся через ледяную корку. Это были бобровые хатки, и где-то глубоко внутри спали животные, ожидая весну, которая растопит пятифутовый слой снега и льда и освободит для них воду, где можно плавать.

Вернувшись в Канаду летом, мы вновь посетили это озеро на рассвете. Перемена оказалась просто поразительной. В нем стояла золотисто — зеленая вода, все озеро окаймляли густые заросли камыша, похожие на бахрому вокруг викторианской скатерти, а по водной поверхности здесь и там были разбросаны островки белых лилий. Солнце, только что поднявшееся над мерцающей кромкой зеленых деревьев, рассеивало легкую дымку стоявшего над озером тумана, и его тонкие клочья дрейфовали между камышами и водяными лилиями, словно невесомая свадебная фата.

Мы сели в каноэ и медленно поплыли к поднимавшемуся над водой коричневому бугорку, похожему на гигантский, наспех состряпанный рождественский пудинг. Это была бобровая хатка. На полпути к ней над поверхностью золотисто-зеленой воды внезапно появилась большая коричневая голова, и из портретной рамы бегущих по воде кругов на нас с явной подозрительностью уставился бобер. Мы перестали грести, чтобы понаблюдать за тем, как он медленно и спокойно плавает взад-вперед перед своей хаткой, словно стражник, патрулирующий перед входом во дворец. Однако когда мы попытались подогнать каноэ поближе к нему, он запаниковал и, подняв над водою свой похожий на весло хвост, ударил им о поверхность с такой силой, что по озеру разнеслось эхо, похожее на ружейный выстрел. После этого он сразу же нырнул. Через несколько минут он появился в другом месте и, увидев, что мы до сих пор не отступили, снова ударил хвостом по воде, прежде чем нырнуть еще раз. Все то время, пока мы находились в каноэ, он продолжал выныривать на поверхность, каждый раз в новом месте, и лупить по воде хвостом, чтобы нас испугать. Это был единственный бобер, которого мы видели за время нашего пребывания в Канаде, и я не могу сказать, что он вел себя как гостеприимный хозяин.