Надежда поднялась в свою комнату и, прикрыв  дверь, легла на застеленную кровать. Вместо радости от общения с родителями она ощущала досаду на то, что ее снова не поняли. Давали знать переживания последнего времени, проведенного в монастыре.

     Пожив там совсем немного, Надежда вдруг столкнулась с проблемами, о которых даже не предполагала. Ей казалось, что она порвала с миром – порвала решительно, по примеру истинных ревнителей веры, шедших на подвиг монашеского служения Богу. Но оказалось, что мир сам не спешил отпускать Надежду. Он держал ее сотнями невидимых нитей, напоминая о себе каждый день – воспоминаниями, привычками, сновидениями… Мир стучал в ее память, душу, во все чувства. Стучал в плоть: настойчиво, властно, не желая отдавать то, что принадлежало ему, миру. Сама того не ожидая, Надежда стала попадать в ситуации, на ее взгляд совершенно пустяковые, безобидные, но на ровном месте создававшие для нее непредвиденные проблемы.

     Вот за что, например, ее недавно отчитала игуменья, когда узнала, с каким увлечением Надежда рассказывала таким же молоденьким послушницам о своей недавней жизни: заграничных поездках, учебе в США, друзьях, своем доме, родителях?

     – Матушка, – пытаясь оправдаться, объясняла Надежда, – я ведь без всякого умысла. Они спрашивают, потому что нигде не были, ничего в своей жизни не видели, им все интересно, а я могу им обо всем рассказать.

     – И для этого ты пришла в монастырь? – строго спросила игуменья. – Тем, кому так интересно – место не в монастыре, пусть возвращаются в тот интересный, увлекательный мир, путешествуют. А коль такой возможности у кого-то нет, опять не беда: к услугам телевидение, специальные интернет-порталы. Смотри – не хочу, путешествуй целыми сутками. Дело монахов – путешествовать не туда, в мир, который они оставили, а оттуда, молиться Богу, чтобы Он дал сил одолеть это «путешествие» из мира. Берегись, чтобы из твоих разговоров с подружками не родилась гордость: дескать, смотрите, какая я смиренная, какая я вся из себя. Беги, беги без оглядки от этих разговоров, не позволяй себя втягивать в них, лучше читай душеполезные книги, набирайся каждую свободную минуту духовной мудрости.

     «Почему, – терзалась догадками Надежда, – почему матушка вдруг стала ко мне такой несправедливой, жестокой, даже грубой? Почему она изменила ко мне свое отношение? Ведь была ласковой, могла общаться со мной часами… Что произошло? Может, кто-то наговорил ей обо мне? Завистниц глазастых вокруг много, только и спрашивают, пялят свои глазенки: зачем, дескать, сюда пришла? Чего у папаши дома не сиделось? Чего не хватало?».

     «Как им объяснить? – Надежда свернулась на постели калачиком и вздохнула. – Если еще им объяснять, зачем я пришла сюда, то где же искать понимания? Они-то сами зачем пришли сюда? Пересидеть, успокоиться от разных житейских проблем, убежать от них, скрыться за монастырскими воротами? Сами понимают или нет? Хотя, кто-то и не скрывает этого. У Марии муж запил по-черному, каждый день гоняется за ней с топором, грозит убить, а себя спалить в избе. Вот и убежала от него сюда, говорит, что молится за пропащего мужика. У Галки своя беда: почти тридцать стукнуло, а ее никто замуж не берет. С отчаяния тоже решила оставить мир. Анжелка с зоны: отсидела срок – и в монахини. Как им всем объяснить, зачем я пришла сюда? Большой дом, богатый отец-бизнесмен, никаких проблем с такими же богатыми женихами, полмира объехала, за рубеж – как отсюда за речку махнуть. Слушают, спрашивают, переспрашивают, а все равно никто не верит, что я Богу служить пришла. Только матушка игуменья меня понимает. А я ее. Почему же она ко мне так придирается? Почему хочет унизить перед остальными? Чем я хуже их?».

     Надежда никак не могла успокоиться от того, что произошло накануне. Прибирая вместе с несколькими другими послушницами монастырский двор, она вдруг заметила, как вошли иностранцы. Вернее, сначала она услышала иностранную речь – очень понятную ей, на которой она сама любила общаться, когда выезжала заграницу, а потом увидела самих гостей. Было заметно, что все здесь удивляло и восхищало их, однако никто не мог им рассказать о самом монастыре, здешней иноческой жизни. Скорее всего, они очутились здесь, случайно увидев с дороги сверкающие кресты Никольской обители. Такие заезжие гости тут не были редкостью. Однако то были свои соотечественники, а теперь – иностранцы, чехи.

     – Prominte prosim, smim se vas zeptat, co si prejete? – Надежда робко подошла к ним, приветливо улыбнулась, горя желанием и пообщаться на языке, на котором давно не разговаривала, и помочь гостям. – Vidim ze jste cizinci [3].