– Ты что, с ума сошла?

– Почему? – опешила я.

– Это же безумно дорого! Глеб еще не начал зарабатывать, все еще только предстоит, а ты уже транжиришь его деньги.

– Ну, положим, это мои деньги, – проговорила я.

– Все равно! Это безумие!

– Но вы же сами требовали, чтобы я привела руки в порядок, вот я и выполнила ваше требование.

– Но не такой же ценой! Я узнавала, это стоит чуть ли не сто долларов, а коррекция пятьдесят, и это следует делать регулярно!

– Надо же, вы специально выясняли…

Мне было так противно, что я не стала ничего говорить ей про бабушку. Но, представив себе, что она долго еще будет меня пилить, я сочла за благо успокоить свекровушку:

– Да не беспокойтесь вы, ничего я не наращивала, просто купила за копейки накладные ногти и приклеила, только и всего.

– Но ты же сказала, что наращивала…

– Ну я думала, накладные ногти тоже так можно назвать…

– А что это за кольцо? Я никогда его не видела.

– Это кольцо моей бабушки, – ответила я чистую правду.

– Но ты раньше его не носила!

– Естественно. Руки-то у меня какие были…

– А что это за камень?

– Горный хрусталь.

Кажется, она успокоилась. Горный хрусталь не бог весть какая ценность.

Деловой разговор между мужчинами, по-видимому, подошел к концу, потому что Глеб поднял бокал и, глядя на меня, произнес:

– А сейчас я хочу предложить тост за мою жену, за мою Сашеньку, благодаря которой я смог дожить до такого счастливого дня! У нас было много трудного, но она всегда в меня верила, даже тогда, когда я сам уже терял веру… Ну и вот! Санька, за тебя!

Господин Говард улыбнулся и тоже чокнулся со мной. И главный режиссер, который раньше даже никогда не узнавал меня, благосклонно кивнул мне и пригубил вино. По-видимому, он был очень доволен. Словом, довольны были все, кроме Светланы Георгиевны. Но господин Говард, очевидно, это понял и, немного выждав, произнес тост за мать, родившую такого прекрасного артиста. Теперь уж все были в полном благорастворении.

Домой мы возвращались в пятом часу утра.

– Сашка, он предложил мне сыграть Освальда в «Привидениях»! В Лондоне! Ты можешь себе представить?

– По-английски? – испугалась я.

– Да! И для этого я буду заниматься с каким-то потрясающим преподавателем!

– В Лондоне?

– Нет, конечно, в Москве! Я справлюсь, Сашенька, я уверен!

– Конечно, справишься, Глеб, просто не имеешь права не справиться!

– Буду работать как вол, но своего не упущу, я слишком долго ждал! У нас есть Ибсен?

– Конечно, что за вопрос!

– Надо перечитать, но я знаю, это моя роль… Скажи, только честно, тебе понравился Чацкий? Сашка, абсолютно откровенно, ты же знаешь, как мне важно твое мнение…

– Глеб, по-моему, это было прекрасно…

– А у меня такое ощущение, что первые сцены я провалил. От волнения, конечно, я сам себя не помнил, и вдруг на словах: «А тетушка? все девушкой? Минервой?» – вдруг ощутил какой-то… спокойный восторг, что ли. И дальше уже играл сознательно, понимаешь? Ты заметила?

– Глеб, я опоздала.

– Как? – ахнул он. – Как – опоздала?

– Я ведь не знала о замене, Глеб, пойми, я узнала, только когда подошла к театру…

– А где же ты была? – нахмурился Глеб. – Я звонил тебе на работу, какая-то женщина сказала, что ты там уже не работаешь…

– Естественно, я же… Глеб, я должна тебе признаться…

– В чем? У тебя кто-то есть? Да? Ну конечно, я теперь понимаю, этот маникюр, это кольцо…

– Глеб, замолчи! И дай, наконец, мне сказать! Я уже несколько дней пытаюсь поговорить с тобой! У меня в жизни случилось кое-что очень важное… Я, конечно, подождала бы до завтра, но уже не могу! Боюсь, у тебя теперь для меня минуты не будет.

– Ты от меня уходишь?

– Господи, Глеб, что за бред? Никуда я не ухожу! Ты можешь не метаться по комнате?

– А ты можешь прямо сказать, в чем дело?

– Могу, черт бы тебя взял! Глеб, у меня появилась бабушка!

– Что это значит? Откуда она появилась? Твои бабушки давно на том свете! Что ты мне лапшу на уши вешаешь с какой-то мифической бабушкой? Ответь лучше, где ты так задержалась, что опоздала на спектакль, а главное – с кем ты задержалась?

– Ты ревнуешь, да?

– Да! Представь себе!

– Ну и дурак!

– Похоже, я действительно дурак! Из тех мужей, которые все узнают последними.

– Но ты просто не хочешь ничего знать. Ну и ладно. Я иду спать!

– Нет, ты не идешь спать! Говори, с кем ты спуталась?

Ну надо же, неужели он действительно ревнует?

Давненько этого не было. В юности он часто меня ревновал, но в последние годы… Однако это даже приятно…

– Ну что ты молчишь? Это какой-нибудь крутой мэн с твоей работы?

– Глебка, ты дурак! У меня действительно обнаружилась родная бабушка… Я просто не знала, что мой папа не мой папа…

– Что это значит? – обалдело уставился на меня Глеб.

Я рассказала ему все, что узнала от бабушки.

– Ну и ну! Просто как в плохом кино… Но почему ты мне сразу не сказала? Значит, сегодня ты была не на работе? Зачем же ты врала?

– Глеб, дело в том, что я… Я врала тебе несколько лет, только не ори и дай мне сказать. Никаким бухгалтером я не работала…

– Что?

– Я работала прислугой, домработницей…

Он побелел.

– То есть как?

– А вот так. И не вижу в этом ничего плохого.

– Значит, ты не была бухгалтером?

– Нет. Говорю же – я была домработницей.

– Сашка, какой ужас! – схватился он за голову.

– Ну почему? Никакого ужаса! Но зато мы это время все-таки немного легче жили, согласись?

– Но как? Сколько же платят домработницам?

– Мне платили четыреста пятьдесят баксов.

– Ну ничего себе! Актерам в театре такая зарплата и не снится! И никаких дополнительных услуг?

– Что ты хочешь сказать?

– Ты спала с хозяином?

– Глеб, побойся Бога! Я работала у абсолютно порядочных людей. У немолодой супружеской четы.