историю?

Ронан зло усмехается.

— А тебе пришлось бы по вкусу, если бы я рассказал о наших собраниях, ночных походах, да обо всем, чего уж там мелочиться? Вы могли бы помочь мне во время суда. Но вы меня бросили. О, я на тебя не в обиде!

— Я испугался, — прошептал Эрве. — Я не думал, что все пойдет так ужасно.

— Ты хочешь сказать, что не принимал всерьез наши действия?

— Да. Именно так. И видишь ли… Я хочу быть с тобой совершенно откровенным. Когда я навестил тебя в тюрьме… Все, что ты мне рассказал… о Катрин… о Кере… все это меня обескуражило… Поэтому я и не стал больше приходить. Но сейчас все позади. Все в прошлом.

С улицы несется автомобильный гудок.

— Господи! Это Иветта! Она теряет терпение.

Эрве подбегает к окну, сложной мимикой что-то изображает поджидавшей внизу девушке, затем тычет пальцем в часы, давая понять, что он не забыл про время, после чего с озабоченным видом возвращается назад.

— Извини, старик. Сам видишь, какая она у меня.

— Если я тебя правильно понял, — отвечает Ронан, — ты хочешь сбежать… Опять.

Эрве садится. Пожимает плечами.

— Можешь наорать на меня, если тебе это облегчит душу, — предлагает он. — Только поторопись. Ты хочешь о чем-то меня попросить? Тогда давай!

Они чуть ли не враждебно смотрят друг на друга, но Ронан идет на мировую. И насмешливо улыбается.

— Я напугал тебя. Мое желание написать книгу, похоже, тебя совсем не обрадовало. Могу представить себя на твоем месте. Успокойся. Это всего-навсего задумка. Я не намерен выяснять отношения с моими старыми соратниками. Но мне надо попросить тебя о двух вещах, две маленькие просьбы. Во- первых, я бы хотел иметь фотографию могилы Катрин. Ведь она… умерла уже после того, как меня арестовали. А сейчас ты сам видишь, в каком я состоянии. До кладбища мне не добраться. А к кому я могу еще обратиться за помощью? Не к матери же. Ты можешь представить ее с фотоаппаратом перед могилой? Особенно этой! Со стыда умрет.

— Можешь на меня положиться. Сказано — сделано.

— Спасибо… А вторая просьба… Мне хотелось бы иметь адрес Кере.

Тут уж Эрве рассердился.

— Вот это нет! — восклицает он. — Опять твои штучки-дрючки! И где, по-твоему, мне его искать. А? Давным-давно он здесь не живет.

— Найди его. Это не должно быть особенно сложно.

— А зачем тебе его адрес? Собираешься написать ему?

— Сам еще не знаю. А почему бы и нет?

Снова раздается звук клаксона, на этот раз более протяжный. Эрве встает. Ронан удерживает его за рукав.

— Ты должен это сделать. Должок за тобой… — говорит он скороговоркой, будто стыдясь своих слов.

— Ладно. Согласен. Ну давай, до скорого и лечись хорошенько.

Ронан сразу успокаивается и заметно веселеет. И, когда Эрве доходит до двери, бросает ему вдогонку:

— И что у тебя за тачка?

— «Порше».

— Везунчик!

Пожилая женщина поджидает гостя возле лестницы.

— И как он вам?

— Не так уж плох.

— Похудел очень.

Она спускается по ступенькам маленькими шажочками, не пропуская Эрве вперед.

— Вам повезло. С вами он был разговорчивее, чем со мной. — (Вздыхает.) — Характером вылитый отец. Вы еще собираетесь навещать его?

— Думаю, да.

— Только ему нельзя много разговаривать. Это его утомляет.

И, как монастырская привратница, она провожает его до выхода и бесшумным плавным движением закрывает за ним дверь. Иветта прихорашивается.

— Ну что это такое? Три минуты, называется…

Губы вытянуты трубочкой перед зеркальцем.

— И заметь, — добавляет она, — вид у тебя еще тот!

Эрве не отвечает. Он резко трогается с места и едет к вокзальной площади, лихо обгоняя других.

— Осторожнее! — протестует Иветта.

— Извини! Это чертов Ронан достал меня.

Он притормаживает, ловко припарковывает машину перед рестораном «Дю Геклен» и помогает девушке выйти. Швейцар распахивает дверь. Многозначительно улыбается. Эрве их завсегдатай. Метрдотель услужливо указывает им на столик, уютно расположенный в сторонке.

— Все, можно расслабиться, — вздыхает Эрве. — Я уже вполне ничего.

— А что случилось? Вы повздорили?

— Нет, не совсем так.

— Расскажи.

Иветта наклоняется к мужчине, ласковая и кокетливая.

— Не тяни. Ты мне сказал только, что это твой приятель, вышедший из тюрьмы. Я жду продолжения!

— Официант! — зовет Эрве. — Два мартини.

Он кладет руку на руку своей спутницы.

— И что он такого сделал? — не унимается та. — Стащил чего-нибудь?

— Убил, — шепчет Эрве.

— Ой, какой ужас! И ты встречаешься с таким типом?

— Мы были раньше близкими друзьями.

— Когда?

— Лет десять назад. И даже раньше. Учились вместе в лицее, с шестого до выпускных на филологическом, а потом поступили на один факультет. Я им восхищался тогда.

— Почему? Ты ведь, наверно, был не глупее его.

Официант приносит мартини. Эрве поднимает бокал и задумчиво его рассматривает, будто хочет найти в нем ответ на вопрос.

— Это сложно объяснить. Ронан такой человек, что притягивает тебя и одновременно отталкивает. Когда ты с ним рядом, то соглашаешься со всем, что он делает и говорит. Но стоит остаться одному, как твое мнение сразу меняется. Он будто какой-то спектакль играет, и ты вслед за ним влезаешь во что угодно, а потом уже говоришь себе: «Вот дурость-то!» Нас было четверо или пятеро, кого он облапошил со своей идеей создания Кельтского фронта.

— А что это такое — Кельтский фронт?

— Маленький союз, каких сейчас навалом. «Бретань — бретанцам!», ну ты понимаешь. Однако все- таки это зашло слишком далеко. Не представляю, каким образом, но Ронан доставал деньги и даже оружие. Если он что-то вбивает себе в голову, то может на все пойти. А нам, дуракам, казалось, будто мы в войну играем или в сыщиков. Но только не ему. Нет, трах-тибидох! Давай раздавай листовки, клей всякие воззвания.

— Это, наверное, увлекательно.

— До поры до времени. Когда мы начали взрывать трансформаторные будки и дубасить полицейских,